– Господа, кто-то думает иначе? Есть ли те, кто считает, что драка с Австрией неминуема? И кто мыслит, что нужно к ней более тщательно готовиться, а для того пробовать вразумить наших недавних союзников? – спрашивал Михаил Дмитриевич Горчаков.

Ох, какая глупость! Спрашивать о стратегических решениях у подчиненных – обесценивать себя, как начальника, ну или как командира.

Но я удивился тому, насколько изменилась риторика князя Горчакова. После отповеди генерал-лейтенанта Сельвана, молчаливо, но единогласно поддержанной всеми офицерами, Горчаков не пошёл на конфликт, а решил, может, даже возглавить всё это движение за войну.

Возможно, здесь роль сыграло и то, сколько «плюшек» досталось Горчакову. И ведь нельзя сказать, что командующий не радеет за войска. Вот и интенданта Затлера шпыняет постоянно, требуя с того улучшения поставок в армию. Мало того, так маркитантов призывает активнее торговать в русской армии. И всякого рода коммерсантов становится все больше.

Только у меня складывается такое впечатление, что если у Горчакова будет в наличии трёхсоттысячная группировка войск, поголовно обученная и обеспеченная винтовками, артиллерией, то он всё равно будет канючить, что ему мало солдат для активной деятельности, мало боеприпасов. Нужно больше, больше…

– Предлагаю связаться с Санкт-Петербургом. Отправить самого генерал-майора Шабарина со всеми донесениями и реляуциями. Я посылал только лишь по делу о рейде в тылу противника и по тому, что Австрия выражает протест, – сказал Горчаков.

Его лицо просияло. Принял хоть какое-то решение. Вот только не стратегическое, а меня отправить подальше от себя и от всей Южной Армии.

И я опешил, в том числе и по поводу очень даже элегантного решения Горчакова. Он просто избавляется от меня, как от проблемы. В Петербург послал сообщение. И если мой арест все же состоится, то не в расположении Южной Армии. И Горчаков не выставит себя козлиной. Так что вполне… И мне, по сути, особого выбора не оставляют, кроме как уезжать.

Но всё ещё шёл торг, и генерал-фельдмаршал выдвинул собственные требования. Он не хотел видеть рядом с собой меня, постоянно ищущего обходные пути, чтобы только нарушить, пусть не юридически, но по духу, приказы командующего.

Генерал-лейтенант Сельван с какой-то тоской, одновременно вопрошая, посмотрел на меня. Я чуть заметно покрутил головой в разные стороны, показывая, что с таким решением не согласен. Хотя я понимал, что для войск подобное было бы, может быть, даже где-то и к лучшему. Наступило бы единение в командовании, а Сельван приобрёл бы достаточный вес, чтобы начать более активно действовать.

Нынешняя договоренность шла к тому, что Дмитрий Дмитревич Сельван станет по сути командующим, а Горчаков будет с умным видом пыжиться и делать вид, что контролирует ситуацию. И тогда будет наступление.

Как именно развивать кампанию, вплоть до того, идти ли на Варну, или прорываться на Константинополь – эти решения ранее оставались за Горчаковым. Петербург далеко и не может управлять войсками. Потому глазами, ушами и даже ртом русского императора здесь и сейчас являлся Михаил Дмитриевич Горчаков.

Являлся. Он сдает Сельвану инициативу принятия решений. Красиво это делает, сохраняя свое лицо. Но есть условие… Одно из, но для меня самое существенное.

– Я готов исполнить любой приказ командования, – после долгой неловкой паузы всё же сказал я.

– Спасибо, – искренне сказал Сельван.

А другие офицеры и не поняли, что произошло. Они могли подумать что это искреннее и сильное «спасибо» от генерал-лейтенанта Сельвана было не потому, что я вновь выступал в роли снабженца. А потому, что согласился уходить. В Петербург ли? Вот тут я решу. Есть места, где я пригожусь и кроме Силитрии.