Так что русские офицеры считали, что австрийцы нам не соперники. Разобьём этих предателей, ну максимум в трёх сражениях, и австрияки откатятся назад, зализывать раны. Я бы не стал думать таким образом, как это делают многие русские офицеры. Интересно, а прозвучало уже про «шапками закидаем»? По-моему это случилось в иной реальности в Крымскую войну [слова про «шапками закидаем» приписывают генерал-лейтенанту Кирьякову после битве при Альме].
На мой взгляд, австрийцы должны из кожи вон лезть, чтобы показать русским, что-то, что произошло в Венгрии – небольшое недоразумение, а сама Империя Габсбургов жива, как жив и дух великой страны. Так что может и не получиться быстро сломать сопротивление Австрии. А вот подготовиться к приходу австрийцев мы можем. Мало того, это уже делается.
– Я только за войну! – сказал, наконец, своё слово генерал-лейтенант Дмитрий Дмитриевич Сельван. – Мы не можем стоять на месте. Приказ государя идти вперед не отменен. Австрия? Пусть решается. Лучше иметь врага, чем иметь прозор от страха перед врагом!
А красиво сказал Дмитрий Дмитриевич. Именно этого и ждали присутствующие. После штурма Силистрии и боя на Константинопольской дороге, где мы с Сельваном прорвали оборону турок, попутно разгромив их и развеяв, авторитет генерал-лейтенанта взлетел необычайно высоко.
Такова логика и психология войны: когда ранее признанные воинские чины не справляются со своими обязанностями, или не оправдывают ожиданий, то все ищут того, кто возьмёт на себя ответственность, поднимется с ними и поведёт вперёд. Так было в Отечественную войну 1812 года, когда обвинили Барклая де Толли в бездействии, и в таких условиях, сменив предыдущего командующего, будто бы воспряли духом. И… сдали Москву… Можно привести еще и пример с тем, как решительный Суворов брал Измаил в конце прошлого века. До него турецкую крепость уже долго осаждали. А он пришел… и сделал.
А я старался при любых обстоятельствах, где только можно: на обеде в компании Сельвана, на стрельбище, когда приглашал генерал-лейтенанта совместно подсчитать и проверить все эти захваченные грузы, что были на пароходах… Я всегда с ним разговаривал. И нужно сказать, что Дмитрий Дмитриевич благодарен мне. Он понимает, что я сыграл немалую роль в том, что сейчас русская армия не бежит с позором от Дуная, а стоит прочно в крепости, и нас не сковырнуть хоть австрийцам, хоть бы и англичанам с французами. Или сковырнуть, но такой ценой…
Более того, найдя в лице генерал-лейтенанта Сельвана для себя прикрытие, поддержку, почти единомышленника, я стал достаточно щедро делиться с ним многим, что имел сам.
Нормы довольствия моего полка были в полтора раза выше, чем у любого другого воинского подразделения в российской армии. Питались мы во многом тушёнкой, солдаты всегда имели в прикуску солёное сало. Если мы находимся в расположении, а не в рейде, то не было у нас недостатка в крупах, даже в картошке и макаронах.
А ещё за особое рвение в бою, как и за прилежную службу вне боя, за какие-то особые заслуги, солдатам выдавалось сгущённое молоко, иногда даже шоколад. И вот это было таким роскошеством, что все иные подразделения российской армии, кто знал, как кормятся мои бойцы, искренне завидовали.
Вот я немного, но всё же перенаправлял снабжение в корпус Сельвана. Причём, ещё четыре месяца назад всем консервным заводам было выдано распоряжение начать массовый убой ранее придерживаемого скота. А сгущенное молоко теперь не шло на продажу, только в армию, ну еще чуть-чуть в Петербург.