– Да, конечно, Алексей Петрович, – поспешно сказал Мориц Борисович Берх, вероятно, стремившийся вернуться в компанию, из которой я его выдернул.

– Мсье Шабарин, вы словно меня избегаете, – все с той же улыбкой ко мне подошел англичанин, говорящий на французском. – Уже покидаете чудный прием?

Нет, он здесь точно неспроста. Так настойчиво пробовать завязать со мной отношения могут лишь те, кто получил четкий приказ это сделать.

– Нет, не избегаю. Я действительно слишком занят для светских дел, а иных у нас с вами нет и не будет. А что до того, кого я избегаю… – я усмехнулся, или даже показал оскал. – Я приду к вам. Не сейчас, через год, наверное. Будем ли мы тогда приятелями? Как знать.

Я говорил и пристально смотрел на реакцию англичанина. Но тщетно. Он либо не знает о намерениях своего командования вступить в войну с Россией, либо обладает непревзойдёнными актерскими способностями, мастерски скрывая свое удивление. Так что скрытые угрозы не вызвали теперь никакой реакции у моего настойчивого собеседника.

Насчет же встречи с англичанином… Я бы встретился с ним раньше. Может, и завтра. Нужно все же вдумчиво поговорить с командором. Однако нельзя просто взять и выкрасть англичанина. А вот если он поедет куда-нибудь, например, в Керчь через Феодосию и другие города и деревни на южном побережье Таврии… вот тогда и принять голубчика и крылышки ощипать.

Верно. Будет задача для Тараса.

– Уезжаем? – спросил меня Мирон, бывший и за извозчика, и за командира моих телохранителей.

– Да! – сказал я и вольготно расположился в открытой коляске.

Экипаж двинулся. Следом ехали еще четыре моих бойца на однотипной коляске, изготовленной на фабрике в Александровске, в будущем этот город будут называть Запорожьем. Между прочим, в Александровске также немало сделано для войны.

Легкий солоноватый ветерок приносил бодрящую прохладу с моря. Настроение было уже неплохое, в принципе, я пришел к выводу, что и флотские, и армия ещё распробуют орудия, что я презентовал. А когда получится бездымный порох, так и вовсе оружие станет фантастическим.

Летящую навстречу открытую коляску я заметил сразу же, как только она вынырнула из-за поворота.

– Приготовиться! Атака! – кричал я, понимая, что поздней ночью на малолюдной даже и днем дороге не может быть таких случайностей.

– Бах! Бах! Бах! – первыми открыли стрельбу наши оппоненты.

Мирон, быстро встав в полный рост, теперь заваливается на меня. Дурак! Прикрыл своим телом, но я же нагнулся! Между тем стрельба продолжалась, и против нас работали револьверами.

– Живьём брать! – кричу я, выцеливая одного из нападавших.

Успеваю рассмотреть, что в коляске, выехавшей нам навстречу, расположились четверо. Как минимум, численный перевес должен был быть на нашей стороне. Впрочем, Мирон уже лежал неподалёку и хрипел. Он явно не боец. Не потерять бы достойного парня!

– Бах! – стреляю я.

Один из нападающих заваливается, и я сразу же меняю позицию, удаляюсь чуть в сторону от кареты, в направлении своей группы поддержки.

– Их четверо, у них минус один трехсотым. Смотреть на три часа, – сообщил я бойцам и поспешил дополнить: – Мирон – триста тоже, тяжёлый. Первый, третий: работайте, четвёртый – к Мирону оказать первую помощь. Второй у меня на прикрытии.

Вскорости стало ясно, что напавшие на нас здраво оценили обстановку и поняли, что свой шанс выскочить неожиданно и с первых выстрелов убить меня они не использовали. Из-за случившегося затора и раненой мной одним из выстрелов лошади, запряжённой во вражескую коляску, уйти быстро у нападавших не получалось. Только если на своих двоих.