– Пан уже представляет для себя, как будет дело происходить? – спросил Фаберовский, когда Владимиров сел за стол. – Как мы найдем эту самую Николз, где мы ее будем вешать, где будет находится сам пан и как будет прятаться от полиции душегуб?

– Что я вам, Кутузов, что ли? Вы как хотите, а я в гостинице буду сидеть. А душегубец как хочет, так пусть и поступает.

– Ну, Кутузов и есть! – умильно хлопнул в ладоши поляк. – Пану Артемию вообще под замком следовало бы на это время сидеть.

– Это еще почему?! – обиделся Владимиров. – Вот пойду и все сам сделаю.

– Нет, нет, в этом нет надобности. Я полагаю, что мы поручим дело ирландцам и загадочному роковому мужику, которого пришлет нам Рачковский.

– Хорошая курица несет по два яйца в день, – пробормотал Артемий Иванович, поправляя полотенце на чреслах, и сел на стул, запахнув на животе халат.

– Чего? – переспросил поляк, подвигая к себе листок с планом.

– Почему я не петух? Сидел бы себе на заборе, смотрел на курочек.

В столовую вошла Розмари со штанами Владимирова и робко произнесла:

– Я выгладила мистеру Гурину брюки. Мне кажется, что без них ему будет неудобно.

– Чего тут неудобного? Очень даже удобно.

– Пану Артемию будет неудобно идти по улице, потому что сейчас мы должны съездить к мадам Шапиро, – произнес поляк.

– Куда?! – Артемий Иванович испуганно бросился к своим горячим штанам, от которых еще шел пар, и стал торопливо залезать в них, путаясь в штанинах.

– К мадам Шапиро. Вчера, после того, как мы с паном расстались… – поляк прокашлялся, – …я зашел к ней на огонек и нанял ее в качестве консультанта по Восточному Лондону. Мы уговорились с ней, что она за некоторую плату будет помогать нам.

– Ну и знакомства у тебя, Степан. Она нам дорого будет стоить?

– С Хаей Шапиро я познакомился только в этом году. В то время она содержала на Сидни-стрит пердольник [5] и помогла мне сфотографировать у себя в заведении одного джентльмена, мистера Рейвнскрофта, во время упражнений с одной из ее девочек.

– У тебя сохранилась эта фотокарточка? – сразу оживился Владимиров, которому удалось, наконец, победить штаны.

– Будь проклята это фотокарточка вместе с той, кто ее заказывал! – воскликнул Фаберовский. – Из-за этой карточки убили старину Диббла, отца Розмари. Мы работали вместе с ним, он поехал с этой карточкой и прочими собранными нами документами к женщине, которая выдавала себя за жену Рейвнскрофта. Мне самому ехать было нельзя, потому что Рейвнскрофт знал меня в лицо: я имел неосторожность вывалиться на глазах у этого джентльмена в китайском притоне, когда улегся на циновку, чтобы закурить опий. Диббл уехал и не вернулся назад, а через неделю его нашли в Темзе задушенного шнурком. Заведение же пани Шапиро разгромили, так как Рейвнскрофт, прежде чем застрелиться, донес в полицию.

– Вот здорово! – воскликнул Владимиров. – Так значит у этого Рейвнскрофта и был личным врачом доктор Смит?

– Одевайтесь, пан Артемий, пора ехать, – оборвал его поляк.

– Пани Шапиро, – сказал Фаберовский, когда они добрались до Спитфилдзских трущоб, – мне необходимо узнать у тебя об одной проститутке, которая недавно, в конце весны или в начале лета перебралась сюда из Южного Лондона. Зовут ее Мэри Энн Николз, и она проживает в одной из ночлежек.

– Что же это за шлюха такая, что ее по всем ночлежкам искать нужно? Она что, незаконная дочь какого-либо лорда или графа?

– Нет, у моих заказчиков с ней серьезные счеты. Она кое-кого сдала полиции.

– Я буду платить своим девочкам по пенни за каждые два посещенных ими ночлежных дома. В Уайтчепле таких домов более двухсот. А ты заплатишь мне за то, что я найду тебе эту Николз, гинею.