— Памперс здесь! — заорал какой-то мужик. – Точно здесь были! Ранен, гад, кровь на тряпках ещё не высохла. Далеко уйти не мог с ребёнком, ищем! По соседям пошли! 

Я похолодела. Сразу вспомнилось уже позабытое письмо. Мне в него все ещё не верилось, но я напряглась. Если по соседям пойдут, то точно ко мне. В дверь постучат. Малыш проснётся и заорет. Они услышат. Я все ещё не верила, но уже боялась. 

Мой страх шептал — это не твоя беда. Просто спрячься, так лучше всего. Или отдай его — не убьют же они его, в самом деле. Так не бывает. Но этот же страх гнал меня во двор, быстрее, пусть лучше спросят там, только не стучат… 

Я успела. Мужская голова уже торчала поверх ветхого забора из сетки рабицы, местами печально поникшей. 

— Хозяюшка! - приветливо сказал мужик. – Здрасьте! 

Голос милый почти. Заискивает. Пытается быть добрым. А глаза — бегают. Нехорошие глаза, мне сразу жутко стало. 

— Картошку покупать не буду, - отрезала я. — Не нужна. 

Он усмехнулся и усмешка эта тоже совсем недобрая. Я сдержала страх. Только бы выглядеть естественно! Только бы не понял! 

– До брата не могу дозвониться, - доверительно сказал мужик. — Батарея у него села. Волнуюсь, он с ребёнком… Вы не видели? Высокий такой мужчина, красивый. 

И посмотрел на меня лукаво — мол, знаем вашу бабскую породу, уж красивых точно заметите. 

— Я только ночью приехала, - почти не сорвала я. – Если вдруг увижу, скажу, что вы искали. 

Теперь он смотрел на меня серьёзно. Без лукавинки. Словно дыру во мне проделать взглядом хотел. Я заставляю себя дышать и молюсь о том, чтобы львенок не проснулся. 

– Лучше мне позвоните, - снова улыбнулся. – Буду очень благодарен.

 Слово  благодарен подчеркнул. Протянул мне визитку и очень крупную купюру. Я кивнула, вошла в дом. Купюру скомкала и отправила в мусор. Туда же визитку. Прошла в комнату — спит. 

— Лев, - прошептала я. – Похоже нам надо уходить. 

Накинула свитер поверх футболки. Кеды обула. Сумку ребёнка я не утащу, и думать нечего. К себе в рюкзак запихнула смесь, несколько подгузников, деньги, немного детской одежды. Погремушку, только завернула в одежду, чтобы не гремела. Подумав — письмо. Я его перечитаю потом. Может просто от страха глаза велики… Может я зря все это сейчас. И это просто дядя малыша. Он бы его забрал и увёз домой… 

Думаю это, а сама готовлюсь. Уходить придётся задами, по крапиве. Не обжечь бы ею нежные детские щеки… С этой мыслью я подхватила люльку — все ещё спит и осторожно вышла на улицу. Нырнуть за старую яблоню, что раньше заваливала кислыми яблоками, а теперь и цвести не хочет. Обойти кабинку туалета. К туалету прислонена ржавая железяка — я ею уничтожала крапиву. Мне тяжело, но её я все равно беру. 

Сначала я слышу журчание. Кто-то из пришлых мужчин стоит на моем заднем дворе и справляет малую нужду. Спиной ко мне стоит. Затылок бритый, в складах, как у бульдогов. Мощная спина. Толстая шея. Такой убьёт недорого возьмёт. А мне ещё мимо него проходить — фантастика. И Лев ерзает. Господи, что делать то??? 

Руки действуют быстрее головы. Я просто поднимаю железку — тяжёлая. И стукаю ею по мужской голове. Звук получается глухой и громкий. Мужчина падает разом. Не шевелится. Я с опаской трогаю его пульс — живой. Ещё мне в тюрьму не хватало, я и так ребёнка ворую! 

— Простите! — пискнула я.

Мужик печально вздохнул. Из его кармана вывалился пистолет — точно не картошку продавали. Я на пистолет смотрю, время идёт.

— Не смей трогать бяку, - сказала я себе.

Но пистолет взяла. И в крапиву я припустила уже не думая о том, что это больно. Что малыш тяжёлый, а рюкзак бьёт по спине. Я летела стрелой. Через крапиву, что росла на бывшем картофельном огороде. Через колхозный сад, поросший высокой травой, одуряюще пахнущий смородиновым листом. Через полосу лесопосадки. Дальше, вперёд. Мне казалось, я не дышала даже.