4. Глава 4.

Матвей

— Ну, что скажешь? – иду за Миланикой, смотря как она крошит мусор своими шпильками.

— Не знаю, Матвей, не знаю. Квартира, конечно, хорошая, большая. Но боюсь даже ремонт в ней не поможет продать ее за приличную сумму, — тормозит она у окна, что выходит во двор — колодец, каких здесь дофига и больше. Зачем-то вспоминаю, что совсем недавно видел пигалицу. Третий раз за неделю видел ее ряженой, как шлюшка. Она гордо садилась в машину к очередному хахалю. И чего морду воротит — непонятно. Непонятно, спит с ними или пока только почву готовит для будущей работы в рядах представительниц самой древней профессии.

— Матвей!

— А, че? Понял. А в чем проблема-то? Ты, вроде, как славишься тем, что и говно продать можешь, как брюлик, — хотя если уж честно, она больше славится богатой фантазией, как добыть у мужика сперму, а риелторство, скорее, хобби.

— Ну, — она подходит ближе, пальчиком по пуговицам рубашки проводит, цепляет одну и расстегивает, касаясь кожи.

Забавно, но это возбуждает меньше, чем то, как тогда смотрела на меня малышка Лиза. Сверху вниз огромными глазищами. — Понимаешь, тут дом-то старинный, но вид у него не ахти. Дверь в подъезд уже на соплях держится, да и лифт не работает, а уж о состоянии подъезда и говорить нечего.

Ее юркие пальчики уже на ремне, расстегивают, не встречая сопротивление. А я что, дебил, от секса с такой соской отказываться?

— В общем вложения ты считаешь не стоят того?

— Считаю, что поимеешь ты минимум. Так что лучше поимей меня, — она уже повернулась ко мне своей прокаченной задницей и выгнулась кошкой, я, недолго думая, чувствуя, как возбуждаюсь, поднимаю юбку выше, обнажая кружевные резинки чулков и полное отсутствие белья.

— Ты, я смотрю, хорошо готовилась к нашей встрече. Да и назначила ее на позднее время.

— Ты же знаешь, как я люблю наши встречи!

— Так пизда чешется, что готова трахаться на грязной шконке посреди строительного мусора, — кидаю ее на матрас, а она смеется и снимает с себя с себя рубашку, открывая глазу идеально сделанные сиськи. Сдергиваю с себя свою рубашку, вешая на открытую створку окна.

— И мою повесь, будь так добр.

— О, сучка, я ведь знаю, что ты терпеть не можешь, когда я добрый, — хватаю рубашку, а Миланику к матрасу за шею прижимаю. Она, как по команде, ноги раздвигает, чуть поднимается на локтях и шепчет на ухо, вылизывая его.

— Ну, повесь рубашку. Пожалуууйста. Не пойду же я по улице, как шлюшка!

— Ну, а кто ты? Пусть все видят.

— Мерзавец. Вот обижусь сейчас и уйду.

— По собственной воле? — смешная, словно не сама на встречу навязалась, когда узнала про мое новое приобретение. — Я бы на это посмотрел.

Она вздыхает, тянется ко мне губами накаченными, а я со смешком поднимаюсь.

— Матвей!

— Я рубашку пошел вешать, что не ясно?

А стоило подойти к окну, как замечаю пигалицу, неровно шагающую по брусчатке, которой усыпан двор. Ноги свои на этих шпильках сломает. Она вдруг запинается и падает, прямо в лужу. Но вместо того, чтобы встать, остается сидеть на месте. Ну, и что за хуйня?

Бросаю рубашку Миланики на пол, сдирая свою с окна и на выход иду.

— Матвей! Ты куда?! — орет мне в спину Миланика.

— Скоро вернусь! — кричу в ответ, дверь даже не закрывая. Все равно, там ничего ценного.

Спускаюсь по лестнице, на ходу рубашку надевая, толкаю шаткую дверь на улицу, тут же находя взглядом Лизу.

Тут же подхожу и из лужи ее вынимаю.

— Что? — она не понимает, дергаться начинает. — Отпустите!

— Ну, и чего ты в луже сидишь?

— Не ваше дело! Отпустите, говорю.