— Она орала как резаная и бежала так, что сверкали пятки.

— Неплохо, неплохо, эту малолетку давно следовало проучить. Давно это было?

— Пару недель назад. Вас в тот вечер не было, — точно, хату смотрел как раз. — Решил не беспокоить.

— Понял. Тебе надо, походу, премию выписать.

— Да я не откажусь, — его лицо, как обычно, весьма серьезное.

— Как вообще жена относится к твоей работе здесь?

Он даже опешил от такого вопроса, да я и сам не понял, почему его задал. А если и понял, то лучше не буду даже развивать эту мысль, лучше дождусь, когда Степан придет в себя.

— Сложный вопрос?

— Я работаю здесь больше полугода, и, если честно, будь она против, ушел бы.

— Ого. Да ты у нас каблук?

— Нет, просто ценю мнение своей женщины. Мы с ней большой путь проделали, ребенка потеряли, теперь еще двух поднимаем. Ну, в общем вы и сами все это знаете.

— Но ведь твоей семье как-то нужно принять, что ты работаешь в борделе.

— Они принимают, а остальные думают, что я работаю в ночном клубе и в подробности не вдаются. Необязательно всем всегда говорить всю правду.

— Меньше знаешь, крепче спишь, да?

— Верно.

— Ладно, не буду тебя задерживать. Вызови мне такси, хотя… Меня заберут. Иди.

И словно по заказу уже звонит Миланика Раевская. И, наверное, к ее удивлению я беру трубку.

— О, Матвеюшка. Куда мы поедем?

— Приезжай, забирай меня, я в говно. К тебе поедем.

— Ко мне? — она словно теряется. — А других вариантов нет?

— Ты еще условия мне будешь ставить? Или стесняешься меня?

— Ну, что ты? Конечно, нет. Сейчас приеду. Ты у себя в клубе?

— Да. Жду, — отключаюсь и убираю телефон в карман. Поднимаюсь с кресла, бросая последний взгляд на зал, в котором полуголые девушки или танцуют на коленях мужиков, или на шесте.

Что скажет Лиза, если узнает, что я содержу подобное заведение? Примет ли правду, как жена Степана?

Выхожу на улицу, махнув охранникам и пожав руку нескольким новым гостям, с которыми меня еще Захар познакомил. Его уважали. Его боялись, а ко мне еще очень долго будут относиться с пренебрежением, потому что совсем недавно я сам был на месте вот этого Степана, разбирая за Захаром дерьмо.

На улице промозгло. Питер, мать его. Серые цвета в полном его разнообразии.

Опять дождь.

Это даже дождем назвать нельзя. Он словно не поливает тебя, а плюет прямо в лицо. В итоге все, кто берут с собой зонты, только носят их собой. Ведь никогда не ясно, с какой стороны прилетит плевок.

Подтягиваю ворот пуховика, натягиваю капюшон и достаю очередную сигарету.

Интересно, чего там Лиззка делает. Наверняка бесится, что мать сорвала на ней свое неудовлетворение. Но зато знает, что я к матери ее больше не приближусь. Ну, или она ко мне.

Через десять минут на своей мазде приезжает Раевская. Сажусь на переднее и тут же закрываю глаза.

— Матвей…

— Давай молча. Хочу трахаться и спать.

— И что, у меня, по-твоему, ночлежка?

— Машину останови, чтобы я вышел и больше не беспокоил твою невзъебенную персону.

— Ну, что ты сразу дуешься? Мне покапризничать нельзя?

— Мне кажется, ты уже выросла из этого возраста, нет?

— Какое же ты хамло, Матвей.

— Очевидно, тебя это не сильно волнует, раз мы еще едем к тебе, — поворачиваю голову, смотря на ее профиль.

Она поджимает накаченные губы, а я думаю о том, что если их накачает Лиза, то они будут похожи на пельмехи. Интересно, между ног они у нее такие же розовые и полные? Блять, при мысли, что меж ними еще ни одного члена не было, член ноет, а во рту слюна копится.

Да, пожалуй, такую нетронутую пизденку можно и лизнуть разок.

— О чем ты таком думаешь, что у тебя уже ширинка дыбится, — тормозит Мила возле своего подъезда и улыбается так приторно и сладко, словно уже всосала мой член в себя, как пылесос.