Это даст повод Бальзаку в 1849 году ехидно написать матери:

«Богу и тебе известно, что с момента моего появления на свет ты не осыпала меня ни ласками, ни нежными заботами. Ты поступила правильно. Если бы ты меня любила так же сильно, как любила Анри, я бы разделил его участь. В этом смысле ты была мне хорошей матерью».

В родительском доме Оноре поместили на самом верхнем этаже, он донашивал все ту же скромную одежду, в которой приехал из коллежа. Сестра Лора впоследствии писала:

«Наша матушка считала труд основой всякого воспитания и, как никто, дорожила временем; вот почему она следила, чтобы у ее сына ни одна минута не пропадала даром».

Сначала по ее настоянию Бальзака отправили в Париж, где он несколько месяцев был пансионером учебного заведения Безлена и Ганзера, потом она вернула его в Тур, опасаясь, что войска союзников могут войти в столицу. Действительно, наступил 1814 год, близился конец Наполеоновской империи, и в провинциальном Туре явно было спокойнее, чем в столице.

С марта по июль 1814 года Оноре жил у родителей, брал частные уроки и даже сделал заметные успехи в латыни.

В пятнадцатилетнем возрасте, в июле 1814 года, Оноре был зачислен экстерном в Турский коллеж, чтобы заново пройти курс предпоследнего класса.

Но и там, по словам А. Моруа, Бальзаку было плохо:

«В Турском коллеже, как и в Вандомском, мальчик страдал от нелепого скопидомства матери, которая была расточительна в крупных тратах, но расчетлива в мелочах. Его товарищи лакомились чудесной свининой, которую приносили из дому, а юный Оноре грыз сухой хлеб. «Тебе что, есть нечего?» – насмешливо спрашивали товарищи. Даже много времени спустя один из них продолжал называть его «бедняга Бальзак». Глубоко задетый и униженный, мальчик давал себе клятву в один прекрасный день ослепить их своею славой. Но на каком поприще? Этого он еще не знал, однако ощущал в себе нечеловеческую силу».

Однажды он заявил:

– Вот увидите, в один прекрасный день ваш Оноре удивит мир!

На это мать лишь проворчала:

– Ты, должно быть, сам не понимаешь того, что говоришь.

Вместо ответа он лишь улыбнулся, насмешливо и добродушно. Мадам Бальзак сочла это молчаливым протестом, что вывело ее из себя. Ее вообще раздражало постоянное присутствие этого проницательного подростка, который все видел и обо всем имел собственное суждение.

Между тем Наполеоновская империя пала, во Францию вернулись Бурбоны, а вместе с ними начался новый передел сфер влияния. Теперь Бернар-Франсуа Бальзак стремился как можно скорее покинуть Тур. По счастью, Огюст Думерк, приятель Бернар-Франсуа (он был сыном его первого патрона), сохранил прежнее влияние и добился для него должности интенданта первого военного округа в Париже. И в ноябре 1814 года вся семья, включая бабушку Софи, поселилась в квартале Марэ, этой колыбели семейства Салламбье, в доме № 40 по улице Тампль.

Когда семья переселилась в Париж, Бальзака определили в пансион Жан-Франсуа Лепитра, который был некогда дружен с Бернар-Франсуа. Теперь месье Лепитр был директором учебного заведения, готовящего подростков к предстоящим экзаменам. Однако и в этом пансионе, где царил роялистский и католический дух, мальчика, жаждущего любви, преследовало ощущение одиночества и заброшенности.

Отец совсем не давал ему денег. Родителей вполне устраивало положение, что их сын одет и напичкан латынью и греческим.

Это заведение А. Моруа описывает так:

«Учебное заведение Лепитра помещалось в старинном дворянском особняке Жуайез, в доме номер девять по улице Тюренна. Швейцар, «сущий контрабандист», смотрел сквозь пальцы на самовольные отлучки и поздние возвращения воспитанников и снабжал их запретными книгами; у него всегда можно было выпить кофе с молоком – такой аристократический завтрак был доступен лишь немногим, ибо при Наполеоне колониальные товары стоили очень дорого. Оноре, вечно сидевший без гроша, нередко бывал в долгу у этого человека».