В твоих чертах такая разлита

Отриновенность, – неуместны пени,

Жалки слова. На стертые ступени

Не проливалась жертвенная кровь

Сражавшихся, и сколь ни суесловь, —

Ты не чета Невесте Океана,

Владычице двух царств. Золототканна

Под солнцем паутина. Всем ветрам

Распахнуты ворота. Каждый храм,

Разрушенную башню иль гробницу

Трава заполнила. Взломав бойницу,

Растет смоковница. Бездушный Рок

На медленный закат тебя обрек

В силках времен, оставив от побед

Венок сухой, герба чуть видный след.

Кому дано – сквозь войны, битвы, смуты —

С недвижной башни светлые минуты

Грядущего прозреть? Кому дано

Предвидеть, что запенится вино,

Что на рассвете защебечет птаха?! –

О, даже ты, возрождена из праха,

Подобно розе, развернешь бутон,

В раскатах грома свежий обертон

Приветствует звезду средь туч грозовых, —

Равенна! Я пришлец из мест суровых,

С холодных островов моей страны.

Я видел, как, лучами червлены,

Врастают купола в печаль Кампаньи.

Из города лиловых одеяний

Я наблюдал, как солнце на покой

За холм Коринфский плыло. Колдовской

Вокруг звучал Аркадии напев,

Смеялось море. Но, не охладев

Душой, стремлюсь к тебе, страна теней,

Как в отчий дом, – под кров седых камней.

О, пантеон поэтов! Глухи струны,

Чтоб возвестить грядущие кануны

Величью твоему! И слаб глагол

Увидевшего, как сменен камзол

Июньский на осеннюю ливрею, —

В двадцатый раз. Златому эмпирею

Созвучней глас трубы, а не рожка

Журчание. Воспеть тебя – робка

И безрассудна кажется попытка,

Но сердце разрывалось от избытка

Святого преклоненья пред тобой,

Когда, нарушив сумрак голубой

Пустынных улиц бегом скакуна,

Я понял: ты со мной сопряжена.

VII

Прощай, Равенна! Памятная дата, —

Лишь год назад я зрелищем заката

Захвачен был среди твоих болот.

Как щит, сиял просторный небосвод

И отражал предсмертный час светила.

На западе край тучи золотила

Сиянья полоса – подобьем риз

Господних, и за пурпурный карниз

Ладья Владыки Света уплывала.

Прохладное ночное покрывало

Студит глаза, и памяти прилив

Любовью полнит душу, говорлив.

Свеж юный мир в весенней полудреме,

Желанья жар томится в черноземе,

И вскоре полногрудая заря

Швырнет охапки лилий в косаря.

Но после долгого господства лета

По лесу осень золотом браслета

Сверкнет и щедро оделит листву

Монистами, но ветер мотовству

Дань воздает. И вновь холодный мрак

Над миром воцарился. Точно так

И мы в плену безжалостной природы

Становимся дряхлы, седобороды.

Порукой жизни служит лишь любовь.

Зима над ней не властна. Вновь и вновь

Стихи тебе слагая дерзновенно,

Произношу высокое: Равенна!

Прощай! Твоя вечерняя звезда

Поблескивает тихо, и стада

За пастухом домой бредут покорно.

Быть может, раньше, чем нальются зерна,

И новой жатвы подоспеет срок,

И осень новый соберет оброк, —

Тебе предстану, словно для ответа,

К стопам слагая дар – венок поэта.

Прощай! Прощай! Луна тебя хранит,

Стремя часы полуночи – в зенит

И серебря покой в стране могил,

Где Данте спит, где Байрон жить любил.

Равенна, март 1877

Оксфорд, март 1878