Она выбрала столик у зеркала. Села. Не глядя на отражение. Но краем глаза уловила неладное. В отражении – второе плечо. Как будто рядом кто-то есть. Полуразмытый силуэт. Спутанный с её собственным. Она не обернулась.

Медальон лежал перед ней, открытый. Один глаз. Прежний. Но в зрачке – не её отражение. Внутри – картина. Та, что она видела в Арсенале. Но теперь – горящая. Огонь в кулоне колыхался. И в центре – фигура. Мужская.

– Дэмиен?.. – едва слышно, как дыхание на стекле.

Ответа не было. Но экран телефона мигнул. Новое сообщение. Без звука. Без вибрации. Просто появилось.

«Уходи оттуда. Она не показывает оригинал. Она показывает то, что ещё пишет»

Слова вонзились, как шило. Алиса перечитала. Пальцы занемели. Запястье вспыхнуло – под кожей раскрылся жар. Буква «М» засветилась, как клеймо.

Она подняла глаза. Зеркало шевельнулось. Линии в нём поплыли, как в воде. Тень, что сидела рядом, исчезла. В зале – тишина. Официант застыл. Капли кофе висели в воздухе. Как на картине.

Внутри кулона – движение. Картина изменилась. Пламя исчезло. Женщина на холсте теперь плакала. Кровь текла из глаз, по щекам, по губам. Рот был приоткрыт, как у куклы. Глаза – её. Но в них – не боль. Призыв.

Алиса резко захлопнула медальон. Щелчок ударил по ушам. Металл был горячим. Ладонь обожгло. Пальцы побелели от напряжения.

Она встала. Пространство вокруг стало резким. Каждый звук – выстрелом. Ложка звякнула в чашке, и Алиса вздрогнула. Мир будто перешёл в другую частоту. Воздух сжался. Она шла, как по битому стеклу. Тело – напряжённый нерв.

Телефон завибрировал. Второе сообщение.

«Она писала тебя. С самого начала»

Алиса остановилась. Вдохнула. Повернулась на улицу. Кафе – пустое. В окне – её отражение. Но глаза в отражении были направлены в другую сторону. Влево. Туда, где не было ничего.

И она поняла.

Виктория не копировала. Она не подражала. Она не создаёт картины – она их извлекает. Как хирург. Из времени. Из боли. Из судеб.

И картина, которую видела Алиса, – не изображение прошлого. Это набросок будущего. В котором её кровь уже вплетена в мазок.

Ночь в Вене не прощала. Её тьма была не тенью, а плотью – густой, влажной, с запахом меди и несказанного. Воздух казался застоявшимся, будто город давно выдохнул – и больше не вдыхал. Алиса шагала быстро, как по воде, сжимая в кармане медальон. Он молчал. Не вибрировал, не нагревался. Но тишина его была активной. Он наблюдал.

Она не пошла в отель. Знала: вернётся – и не сможет выйти. Слишком близко. Слишком правильно. Там её уже ждали. Постель будет тёплой. Шторы – распахнуты. И кулон – откроется сам.

Венский государственный архив – величественное здание с мраморными колоннами, чугунными воротами и круглым куполом, за которым скрывались километры коридоров. Официально он был закрыт. Неофициально – знал, как впустить нужного человека. Алиса воспользовалась старым кодом, выкупленным у сотрудницы фонда Виктории Ланген. Та однажды публиковала статью об «истерических мотивах горения в позднем экспрессионизме». Теперь молчала. Как и все, кто соприкасался с оригиналами Ланген.

Коридоры внутри были глухи. Звук шагов вяз в ковре. Темнота здесь была тотальной, без фонарей и сигнализаций. Только её дыхание. Только сдавленный хруст бумаги под подошвой. Она шла, ведомая чем-то древним – не желанием, не логикой. Знанием. Фонарик высвечивал ряды ящиков, тёмные шипы полок, усыпанные веками. Книги, пыль, карточки. Ничего не двигалось. Даже воздух.

Алиса искала не раздел, не фамилию. Искала запах. Запах пепла. Сухой, горький, со сладкой ноткой лака и жира. И нашла.