Присесть – да, а вот по-человечески сесть, протянув уставшие, гудящие от напряжения ноги, – ни фрайга не получится.

– Здесь, командир, – ответил он, с трудом восстанавливая дыхание. Вообще остановка подействовала на Рощина крайне негативно. Пока они шли, Вадиму удавалось втянуться в ритм и не обращать внимания на мелкие неудобства, но сейчас неприятные ощущения навалились разом, напоминая мнемонику, что, кроме всего прочего, есть у него бренное тело, которое вовсе не в восторге от неожиданной практики марш-бросков в полной боевой гермоэкипировке.

– Эйджел, Зейдан – осмотреть поляну. Мак-Миллан – в прикрытие! – Бугаев обернулся к Рощину и внезапно потребовал:

– Включи канал телеметрии данных.

Вадим выполнил приказ.

– Да уж… – хохотнул Бугаев. – Ты хоть чувствуешь, что натер себе задницу?

Рощин чувствовал. У него вообще создавалось впечатление, что подложка скафандра, та, что поначалу плотно и эластично облегала тело, теперь сбилась комьями, доставляя массу неприятных ощущений.

– Здесь атмосфера, пригодная для дыхания, – сдерживая эмоции, произнес Вадим. – Может, я сниму бронированную шкуру?

– Рехнулся? Мы что, в игрушки играем или находимся в глубоком тылу противника? Да тебя первая охранная турель порвет в клочья!

– Не думаю, – недобро ответил Рощин.

– Дай взгляну. – Лейтенант на некоторое время умолк, видно, просматривал данные систем жизнеобеспечения. – Какой идиот готовил тебя к высадке, Рощин? – наконец выругался он. – Ты же боевой мнемоник. Неужели ни разу не надевал бронескафандр?

– Термин «боевой мнемоник» не предполагает беготню в бронескафандрах.

– Ах, ну извини. Белая кость, мать твою!

– Лейтенант, мне лучше действительно снять все это.

– Да снимай. Мне за твою шкуру не отчитываться. – Вадим так и не понял, именует Бугаев «шкурой» бронескафандр или имеет в виду его лично? – Давай без обид. Ты понимаешь, что будет бой?

– Мне все равно, есть на мне броня или нет. Мой бой будет происходить не тут, лейтенант.

– А где, позволь тебя спросить?

– В киберпространстве.

– Ладно. Замри на минуту.

– В чем дело?

– Тебя вообще учили дисциплине? Стой и не рыпайся, понял?! – потеряв терпение, повысил голос лейтенант.

Вадим молча замер, как требовалось.

Очевидно, командир диверсионной группы сейчас манипулировал системой жизнеобеспечения его скафандра, потому что Вадим ощутил явное движение, будто по травмированным участкам кожи пробегали маленькие насекомые.

Жжение становилось невыносимым, и им внезапно овладела злая, иррациональная тоска. Он и без того недолюбливал военных, а тут…

Если бы не запрет на включение имплантов, показал бы Бугаеву, что подразумевает термин «боевой мнемоник».

Злость не отступила, даже когда жжение пошло на убыль, а в коммуникаторе вновь раздался голос лейтенанта:

– Можешь снимать броню. Я сделал все необходимые инъекции. Кожа регенерирует минут за тридцать. В следующий раз примеряй экипировку. Тебе выдали броню на два размера больше, чем положено по твоей комплекции, Рощин. Вот ты и болтался в ней, как не скажу что… Херберт, помоги ему.

Пока Вадим с помощью Мак-Миллана снимал трехсоткилограммовую броню, вернулись Риган с Зариповым.

– Ну что, ангел ты наш недоделанный? Нашли вход?

Похоже, Эйджел не обратил внимания на оскорбительный выпад со стороны лейтенанта. Его родители, давая имя новорожденному сыну, явно упустили одну букву, что являлось темой дежурных и уже достаточно «бородатых» шуток.

– Нашли. Только непонятно, командир, как он смог его обнаружить?

– Маскировка? – Лейтенант покосился на Рощина, который, сняв скафандр, теперь казался пигмеем на фоне бронированных фигур диверсантов.