В доме было шумно, все вертелось вокруг детей, но Том сказал Иену, что отдохнул.

– Рада была наконец с тобой познакомиться, – попрощалась с ним Молли.

– Теперь надолго не пропадай, – добавил Гарольд.

И Том не пропал. Он принял предложение режиссировать постановку «Вестсайдской истории»[4] в университетском театре и жить в это время решил у отца.

Как и раньше, вокруг вились девушки.

– Отец считает, что тебе пора жениться, – сказала Молли.

– Правда? – переспросил Том. – Женюсь, когда время придет.

Тогда ему было под тридцать. У его бывших одноклассников, у сверстников, уже были жены или «вторые половинки».

Ему нравилась одна девушка – своей непохожестью на Лил и Роз. Миниатюрная краснощекая брюнетка, довольно симпатичная, она флиртовала с ним как-то так, походя, без претензий. Тут, вдалеке от дома, от матери, от Лил, он осознал, какое множество требований привязывает его к ним. Матерью он восхищался, хотя она его и раздражала, и любил Лил. И не мог представить себя в постели с другой. Но он был к ним привязан, да, они его к себе привязали, да и Иена тоже, который был ему как брат (а может, и брат). Там – как он называл свой родной город – дома, море было частью жизни, и, когда в кустах ветер шелестел, ему сразу мерещился плеск волн…

«Там я не свободен».

А здесь – свободен. Он согласился принять участие еще в одной постановке. То есть еще на три месяца «здесь». К этому времени для всех они с Мэри Ллойд стали «единым целым». Том относился к этой характеристике спокойно. Однако ни подтверждал, ни опровергал их связь, лишь смеялся. Но именно Мэри ходила с ним в кино и к отцу на званые ужины.

– Могло быть и хуже, – сказал сыну Гарольд.

– Да ничего и нет, мне кажется, – ответил Том.

– Да? Не думаю, что она так же на это смотрит.

Через некоторое время Гарольд обратился к сыну:

– Мэри интересовалась твоей ориентацией.

– Гей ли я? Насколько мне известно, нет.

Дело происходило за завтраком, все сидели за столом, сводная сестра Тома наблюдала за происходящим, как все маленькие девочки, младшенькая тоже лепетала что-то интересное, сидя в высоком детском стуле. Прелестная сцена. У Тома щемило сердце – от мыслей о будущем, о себе. Его отец мечтал об обычной семейной жизни – и его мечта сбылась.

– Тогда в чем же дело? – настаивал Гарольд. – У тебя дома есть девушка, в этом?

– Можно так сказать, – ответил Том, спокойно накладывая себе еду.

– Тогда тебе надо бы отпустить Мэри, – сказал Гарольд.

– Да, – согласилась Молли из солидарности с женщинами. – Так нечестно.

– Я и не думал, что держу ее на привязи.

– Том, – сказал отец.

– Перестань, – добавила его жена.

Том промолчал.

Потом он оказался с Мэри в постели. Раньше он спал только с Лил, больше ни с кем. Молодое свежее упругое тело оказалось восхитительным, ему очень понравилось, а еще – ему доставило тихое удовольствие ее признание: «Я думала, ты голубой, правда». Очевидно, для нее это был приятный сюрприз.

Так оно и пошло.

Мэри часто оставалась с Томом на ночь в доме Гарольда и Молли, все было очень по-семейному и уютно. Если о свадьбе не заговаривали, то только из чувства такта. Хотя имелась и еще одна причина, более туманная. Однажды в постели Мэри увидела следы укуса у Тома на голени и воскликнула: «О боже! Кто это сделал? Собака?» Подумав, он ответил: «Нет, это засос». – «Черт, кто…» Мэри игриво попробовала примериться, но Том отдернул ногу, а потом отодвинулся сам. «Не надо», – сказал он. А потом добавил таким тоном, которого она от него раньше не слышала: «Не смей больше никогда этого делать».