Непреодолимого желания полежать «еще пять минуточек» не было, и он не сразу, со второй попытки приподнялся и, опершись на локоть, несколько минут неотрывно глядел в окно, где сплетничали перед сном могучие тополя, касаясь друг друга кронами и, как бы передавая тем собратьям, у которых не было возможности подсматривать в высоченное окно, кульминацию этого, безусловно, самого статичного реалити-шоу:

– Он проснулся!

Родион, сидел неподвижно, двигались одни зрачки. Его взгляд плавно переместился с убаюкивающего зеленого дождя на его естественное продолжение: призрачный пожар, разлетающийся вокруг оконного проема и почти что по всему потолку, вдруг перекинулся прямо в его дремлющее сознание и он вспомнил:

– Клиника…

Рука успела устать, и он аккуратно опустился обратно на кровать. Лежа он принялся переваривать неприлично большую порцию воспоминаний: ограбление, сумасшедший, алкоголики во дворе. А дальше… Бред какой-то. Он нахмурился. Настолько, насколько позволили безвольной массой обволакивавшие череп мимические мышцы:

– А это все точно было со мной? Это все вообще было?

Один момент определенно мог внести ясность. Борясь со все никак не отступающей слабостью, Родион провел ладонью по голове: пальцы медленно прошли сквозь густые волосы.

– Так че, это все мне приснилось что ли?..

Он собрался с силами, напрягся и сел. Тонкое одеяло спланировало на пол.

Обстановка вокруг сразу напомнила ему «Икею» куда он когда-то давно ездил с мамой. Полосатые мимимишные занавесочки на окне. Компьютерный столик с монитором неприличных размеров. Мягкое кресло, за которое, принимая во внимание его раздутость и размашистость, должен садиться ровно раз в неделю как минимум член совета директоров какого-нибудь холдинга, дабы увенчать многоступенчатой подписью, в которой, помимо, собственно, инициалов, скрыты родной город, девичья фамилия жены и кличка дочкиного хомяка, несомненно, важные бумаги. Стены были увешаны рамками с принтами, не объединенными какой-либо общей идеей. Здесь было все: от тропических пейзажей, muscle-каров посреди желтизны американских прерий, репродукций классических картин до безымянных моделей с неестественно большими губами и раритетного фото со съемок «Маппетов», запечатлевшего лягушонка Кермита, произрастающего из руки кукловода, от которого в кадр попал только край седеющей бороды, в позе роденовского «Мыслителя. В раскрытом шкафу-купе виднелись сейф и составленные друг на друга пестрые, с узорами коробки и коробочки. Напротив него – стеллаж с книгами. И, в общем-то, все. Вроде бы простенько и уютно, но в то же время холодно и пусто: ни одного носка на полу, ни одного пятна от чая или сока на столике, абсолютно чистая клавиатура, чего уж там – заношенную толстовку, висящую на этом кожаном троне, и представить трудно. Куда вели две приоткрытые двери, было не разглядеть. Родион потер как будто слегка болевшее лицо все еще плохо слушавшимися руками.

Помедлив еще минуты с две, Родион, кряхтя, встал и сделал первые шаги, еще не понимая до конца, куда собственно направляется. Его слегка качнуло в сторону – тело было как будто неродное, чужое, ноги слушались плохо. Получался довольно неплохой косплей на цирковую собачку, только начинающую осваивать азы прямохождения. Пытаться изменить направление он не стал и продолжил движение согласно получившейся траектории, которая привела его к окну. На раме не было ни намека на ручки, зато прилагалась кнопка вроде той, что поднимает-опускает стекло в авто. Парень немедленно попытался ткнуть в нее пальцем, дабы впустить в комнату спелый вечерний воздух, прошедший сквозь два фильтра – лес, темнеющий за пустой дорогой, отделяющей его от забора клиники и те самые тополя, с которыми все никак не получалось познакомиться лично, но промахнулся. Накапливая энергию для новых свершений, он рассматривал внутренний двор, который оказался нарядно украшен. Ко всем небольшим деревцам: рябинкам, декоративным елям, акациям; знакомым абстрактным скульптуркам и даже к фонтанчику посредине пруда были привязаны крупные гроздья разноцветных воздушных шаров, простых и в виде кино- и мультгероев. Между двумя пирамидальными тополями, растущими по обе стороны ворот, был растянут баннер с надписью красивым, праздничным шрифтом: «Оскар, мы любим тебя!»