На Московское руководство намекает Бурченко. Им ничего не предъявишь в данной ситуации. Слишком они далеко.

– А командование эскадры и корабля в частности?

– В наши дела они не вовлечены. Для них это были плановые полёты. Вас даже не видели на индикаторах. Только постоянные помехи, – тихо сказал Бурченко, доставая очередную сигарету.

– Значит, хорошо у нас комплекс работал. Мы его в список испытаний включили чуть ли не последним, – подметил я.

– Успешно опробовали изделие. Так держать!

На пути в каюту меня перехватил Ребров. Лицо у него было красное, скулы тряслись и дышал он, как бык в брачный период. Ему нужно было со мной что-то обсудить, да только всё не получалось. Каждого проходящего мимо нас матроса или мичмана, он удостаивал искромётной фразой.

Вот и попался ему один из старших матросов.

– Где ботинки? Зашей, значит, раз порвались. Руки покажи, откуда растут? – спросил он у невысокого старшего матроса, пробегавшего мимо нас в тапках.

– Вот… тут начало, – показал на плечи Реброва старший матрос.

– Это у меня отсюда руки начинаются. А у тебя из другого места, раз ничего сделать не можешь! Из какого растут, показывать не хочу, боюсь оказаться правым. Бегом на свой сход!

– Есть, товарищ капитан перв…

– Это ты будешь у себя на флоте меня так называть. Полковник я для тебя. Быстро убежал!

Старший матрос исчез, сверкая голыми пятками. А я внимательно посмотрел на Гелия Вольфрамовича.

Начинаю думать, что зря на моего бывшего училищного комэску такой груз взвалил. Ещё и намекал большому начальству на его кандидатуру командира.

Схуднул Ребров знатно, пока полком командует. И нервы уже на пределе.

– Чувствую, что у вас неприязнь ко всему флотскому, – предположил я.

– Ещё какая! Это у тебя только полёты здесь и беседы у Бурченко. А мне с моряками работать. Порой сил не хватает с ними спорить. Вон, на крайней смене, заходим на посадку с одним из молодых лётчиков. Дальность 2 километра, а они давай курс менять. Мол, у них по плану манёвр, и их не волнует, что у меня керосина мало.

– Такое случается, но вы же не про это хотели поговорить.

– Да. Ветров и Борзов – любимцы твои, помнишь? – спросил Вольфрамович.

– А чего это любимцы? Неплохие они ребята на отборе были. Летал я с ними в Крыму. Допустились быстро.

– На этом их стремительное восхождение к успеху и закончилось. Эти два «пернатых» брата только по одной посадке на палубу в Средиземке. Надо исправить, а то они одни остались с таким малым послужным списком. Слетаешь с ними?

Хотелось мне уточнить, почему никто из авиагруппы не сделает это. Но занятость остальных мне очевидна. Плюс, есть мысль, что сложности имеются у лётчиков авиагруппы в подготовке двух этих друзей.

– И вы тоже с ними справиться не можете? Хулиганит кто? Паша Ветров? – улыбнулся я.

– Я ему похулиганю. Не понравилось мне, что он полез к этим американцам. Попугать видите ли решил.

– Да? И как?

Ребров взорвался от негодования. Назвал меня сорвиголовой. Ветров удостоился характеристики «странный», только в более жёсткой форме.

– Он так нарвётся, что они его собьют. Или ещё хуже, он сам разобьёт самолёт. Ты вообще за этими двумя товарищами присматриваешь слишком сильно. Они тебе в будущем могут и руки не подать, – сказал Ребров.

Главное, что они летать научатся на корабелке благодаря старшим товарищам. А необходимость уважение проявлять – сами для себя решат.

– Слетаю и посмотрю на него. А как там Борзов?

– Нормально. Только два раза уже его – забулдыжника, перед лётной сменой ловил, за «стаканом». Ветров тот хитрый. Чуть что, сразу куда-то на нижние палубы прячется от меня. А этот вечно выхватывает за то, что чалдонить вздумал, – ответил Ребров.