АЙВИ. Не представляю, как дядя Чарли с ней уживается.
ВАЙОЛЕТ. Просто он курит травку.
АЙВИ. Он что?
ВАЙОЛЕТ. Я говорю, он курит травку, и в больших количествах!
(Они смеются.)
АЙВИ. Травку? Ты сказала травку?
ВАЙОЛЕТ. А как еще это назвать?
АЙВИ. Ты что, Клэптоном увлеклась?
ВАЙОЛЕТ. Почему?
АЙВИ. Вон у тебя альбом Эрика Клэптона.
ВАЙОЛЕТ. Он у меня уже целую вечность.
АЙВИ. Никогда не видела.
ВАЙОЛЕТ. Я люблю Клэптона. У него такой хороший ритм. Знаешь, я ведь не старая.
(Свет меркнет в столовой и переходит на переднюю веранду, когда там появляются Барбара и Билл с чемоданами в руках. Вайолет и Айви выходят, а Мэтти Фэй и Чарли во время следующего диалога появляются на пороге кухни с тарелками с яблочным пирогом в руках и направляются в столовую.)
БАРБАРА. Что Джин делает?
БИЛЛ. Курит.
БАРБАРА. Я была бы крайне признательна, если бы ты перестал ей в этом потакать.
БИЛЛ. Я не потакаю.
БАРБАРА. Ну, не знаю. Просто ты как-то странно произнес это «курит», будто гордишься тем, что наша четырнадцатилетняя дочь пристрастилась к сигаретам.
БИЛЛ. Ну что, ты готова?
БАРБАРА. Нет. Я не могу.
БИЛЛ. Тогда давай подождем еще минутку.
(Стоят, всматриваясь в темноту, вдыхая ночной воздух.)
БАРБАРА. Черт, какая жара.
БИЛЛ. Эх ты, нытик!
БАРБАРА. Знаю! Я совсем изнежилась в Колорадо.
БИЛЛ. Вот поэтому-то мы и уехали отсюда.
БАРБАРА. Нет, не поэтому.
БИЛЛ. Как ты думаешь, твоя мать включила кондиционер?
БАРБАРА. Ты смеешься? Помнишь попугайчиков?
БИЛЛ. Каких попугайчиков?
БАРБАРА. Разве я тебе не рассказывала ту историю? Она купила себе попугайчика, уж не знаю зачем, а этот бедолага взял и сдох через пару дней. Тогда она поехала в магазин и устроила там скандал, и ей дали другого попугайчика. Этот умер всего через день. Она опять поехала в магазин, и ей дали третьего, который, естественно, тоже окочурился. Тогда кто-то из зоомагазина сам приехал посмотреть, что же такое делает эта серийная убийца попугаев, что они у нее мрут как мухи.
БИЛЛ. И что же?
БАРБАРА. Оказалось, это от жары! Они умирали от жары!
БИЛЛ. Невероятно!
БАРБАРА. И это тропические птицы! Они же должны хорошо переносить жару.
(Пауза. Она оглядывается вокруг.)
О чем они только думали?
БИЛЛ. Кто?
БАРБАРА. Те идиоты, что решили здесь осесть. Немцы, и голландцы, и ирландцы. Хотела бы я взглянуть на того дурака, которому пришло в голову воткнуть свой флаг в эту раскаленную пустошь. Я вот думаю: мы что, индейцев перерезали ради этого?
БИЛЛ. Ну, геноцид никогда не кажется таким ужасным в тот момент, когда он совершается.
БАРБАРА. Значит, ты считаешь, что такие вещи можно оценивать только задним числом, спустя столетия?
БИЛЛ. Как бы там ни было, если ты хочешь, чтобы я тебе поведал о гнусной сущности Среднего Запада, то ты не у того спрашиваешь.
БАРБАРА. Нет-нет, постой, здесь не Средний Запад. Понятно? Вот Мичиган – это Средний Запад, бог знает почему. А здесь – Равнины. Равнины – это некое состояние души, тоска. Вроде вируса. Как блюзы.
БИЛЛ. «Привет, как дела?» – «Спасибо, ничего. Только, кажется, я подцепил что-то равнинное».
(Оба смеются. Билл нежно касается ее шеи.)
БАРБАРА. Не надо.
(Она отстраняется. Оба отводят глаза. Наступает неловкая пауза.)
(О Джин.) Ну, где она? Она что там, сигару докуривает?
БИЛЛ. Вот она.
(На веранде появляется Джин с чемоданом в руках.)
Ты готова, малыш?
ДЖИН. Готова.
БАРБАРА. Отлично. (Целует Джин.) Ты мое золото. А у меня прилив. Ну… с богом!
(Свет на прихожей, когда туда входят Барбара, Билл и Джин.)
Мама!
(Свет переходит на столовую. Мэтти Фэй и Чарли идут от столовой к прихожей. В течение следующего диалога все говорят очень быстро и почти одновременно; диапазон голосов – от очень громкого