– До свидания! – Николаев козырнул и направился к патрульному «москвичу».

Под аркой дома, около рафика, уже толпились люди. Пожилая женщина в синем халате под курткой, видимо, дворник или уборщица, всхлипывала, закрывая лицо одной рукой, другой держась за сердце:

– Я смотрю – дверь-то не закрыта… Я вошла… свет зажгла… Господи, что же это такое… Господи… Дверь-то не закрыта… я и вошла… Прямо об нее споткнулась…

Николаев прислушался.

– Сколько их там? – негромко переговаривались вокруг.

– Пятеро.

– Свет-то зажгла… и с места не могу…

– Как же родителям, не представляю…

– И девочка с ними.

– Девочка прямо у входа…

Николаев почувствовал, что сердце проваливается в холодную пустоту. Он медленно прошел между людей, ему показалось, что все сочувственно замолкают при его приближении.

Он шагнул к подъезду. Дорогу преградил молоденький старшина:

– Товарищ старший лейтенант, там группа работает.

– Сейчас… – Николаев вбежал в подъезд.

Внизу, в подвале, горел свет, по лестнице оттуда поднимался, придерживаясь рукой за стену, бледный мужчина – видимо, понятой. Не глянув на Николаева, прошел мимо.

Николаев сбежал по ступенькам и шагнул в открытую дверь подвала.

Вдоль стены сидели, расставив ноги, привалившись спинами к сырым трубам, подростки с полиэтиленовыми мешками на голове. Лица неясно просвечивали сквозь мутную пленку. Ближе к выходу лежал, повалившись на бок, еще один труп – судя по маленьким бугоркам грудей под свитером, девчонка – в кожаной куртке и джинсах. На грязном полу валялся пестрый баллон какого-то аэрозоля.

Среди неподвижных, окоченевших уже тел осторожно, чтобы не наступить на ноги, ходил фотограф, снимал в упор со вспышкой. Судмедэксперт и следователь вполголоса деловито переговаривались, поодаль замер, глядя в стену, второй понятой.

Судмедэксперт подошел к девчонке, наклонился…

– А ГАИ тут при чем? – обернулся к Николаеву следователь. – Своих трупов мало?

Тот отступил к двери, вытягивая шею, над плечом следователя наблюдая, как судмедэксперт стаскивает пакет с головы девчонки…

– Не мешайте, старлей… – сказал следователь.

Это была не Валерка. Абсолютно незнакомая, некрасивая конопатая девчонка лет четырнадцати.

Николаев повернулся и, тяжело шагая по ступенькам, вышел на свет.

– Вообще бьет по нервам, – понимающе сказал, увидев его, старшина.

– Закурить есть? – хрипло спросил Николаев.

Старшина достал пачку, чиркнул зажигалкой.

– Насмотрелись мультиков, – сказал он.

– Что?

– Ну, это у них называется – «мультики смотреть». Цветные галлюцинации.

Николаев глубоко, жадно затягивался, бессмысленно озираясь по сторонам.

– Я все думаю, может, нарочно? – помолчав, сказал старшина.

– Что?

– Ну, не снял… Ну, один же кто-то должен остаться, чтобы пакеты снять, когда надышатся. А я вот думаю – может, он нарочно сбежал? Может, отомстить кому-то из них хотел?…

Николаев сел в машину, завел мотор и откинулся на сиденье, докуривая, приходя в себя. Он видел много аварий, видел легковушки, скомканные как лист бумаги, и сочащуюся из-под дверцы кровь, помогал собирать на брезент то, что осталось от человека после лобового столкновения. Но когда врач стаскивал пакет с головы конопатой девчонки, он впервые понял, как люди падают в обморок. Лишаются чувств. Когда пакет сполз, в ушах у девчонки качнулись дешевые металлические серьги. Кажется, у Валерки такие же.

Николаев выплюнул сигарету в окно и врубил скорость. До конца дежурства оставалось два часа.

Вечером, наскоро переодевшись, он прочесывал на своем жигуленке улицы вокруг Калининского. Он понимал, что невозможно в этом громадном муравейнике найти одного маленького человечка, и все же упрямо кружил по узким улицам, приглядываясь к тусовкам.