Валерка с трудом разобралась с расписанием, отыскала в километровых коридорах гуманитарного корпуса нужную аудиторию и уселась на верхнем ряду. Она, как могла, упорядочила свои желтые лохмы и спрятала в карман цепь, но все равно странно выглядела среди жеманных филфаковских дев. Девы иронически поглядывали на нее и перешептывались. Валерка отвечала надменным взглядом.

Андрей с порога заметил ее и чуть заметно, только ей, улыбнулся. Он стоял за кафедрой в расстегнутом пиджаке, небрежно облокотившись одной рукой.

– …И вот собирались они в своей башне из слоновой кости, в своем фарфоровом павильоне. Над миром. Над мором. Над голодом и нищетой. Круг избранных. Хранители священного огня. Морковный чай – и свечи в канделябрах. А вокруг – тьма, непонятная, окровавленная, бушующая Россия. И каждую минуту могут постучать в дверь, но пока…

Лекция была о поэтах-акмеистах. Валерка мало что понимала, но внимательно слушала, стараясь не пропустить ни слова, настороженно, недоверчиво глядя на Андрея.

После лекции она подождала Андрея на выходе из корпуса и двинулась параллельно по другому тротуару. Он улыбался, искоса поглядывая на нее, кивал знакомым студентам. Его догнали две рослые холеные девицы, он остановился, стал разговаривать, привычно кокетничая. Валерка постояла немного, потом пошла дальше. Андрей тотчас торопливо распрощался с девицами, в конце аллеи, оглянувшись, перебежал к ней.

– Привет! Ты как меня нашла?

– Сам же сказал.

– А-а, да… Ну как, понравилось?

– Ничего… Ты на кота похож. «Ваши незасеянные, но уже изрядно унавоженные души», – передразнила Валерка, томно поводя плечами.

Вышло у нее это очень похоже, Андрей засмеялся.

– Домой не вернулась?

– Нет.

– Ты понимаешь, какая незадача… Утром жена приезжает. У нее потрясающая интуиция: представляешь, командировка до конца месяца, а…

– А что, до утра не успеем? – перебила Валерка, деловито глянув на часы.

– Слушай! – в восторге сказал Андрей. – Отчего ты такая бесстыжая?

Валерка пожала плечами:

– Если тебе так больше нравится – можешь пригласить меня на чашечку кофе. Я немножко поломаюсь и соглашусь.

Николаев разбирался с аварией – на узкой улице отъезжающий от тротуара старый ижевский «москвич» царапнул идущую мимо «семерку». Царапина была пустяковая, но хозяин «семерки», двадцатилетний парень в модной куртке под цвет машины, чуть не с кулаками наседал на пенсионера, водителя «москвича». Тот подавленно молчал. Николаев, разложив бумаги и документы на капоте «семерки», составлял протокол.

– Четыре глаза – не видишь ни хрена! – все не мог успокоиться парень. – Голова не ворочается – назад посмотреть?

Старик поправил очки и снова безвольно опустил руки.

– Спокойнее, товарищ водитель, – сказал Николаев. Ему был неприятен этот самоуверенный, напористый сопляк, получивший дорогую игрушку на фарцовые доходы или в подарок от папы, но, как ни крути, он был прав, а «москвич» виноват, и он быстро заполнял бланк протокола, торопясь развязаться с микроскопическим, будничным происшествием. Сзади визгнули шины, он мельком обернулся: под арку ближнего дома сворачивал желто-синий милицейский рафик.

– Спокойнее… – парень, болезненно морщась, провел пальцем по царапине. – Всю дверь красить!

– Я заплачу!.. – тихо сказал старик.

– А куда ты денешься! Заплатит он! Червонцем я твоим залеплю? Очередь на полгода!

– Распишитесь, – подвинул Николаев протокол виновнику. – За правами в отдел разбора, с квитанцией.

Тот кивнул и пошел к своей машине.

– Ездить научись! – крикнул ему вслед парень. – Чайник!.. Нет, ну на пустой улице… – обратился он к Николаеву.