Мазарини устало вздохнул:

– Одна женская глупость способна разрушить тысячу часов кропотливых дипломатических усилий. Постарайтесь не появляться при дворе, пока дон Хуан со своей шутихой здесь.

Мы с Мари, не сговариваясь, залились слезами. Дядя, как и большинство мужчин, не переносил женские слезы, он буквально взвыл:

– Ну, что еще?!

Мы заверещали наперебой:

– Вместо того чтобы удалить уродину, вы удаляете своих собственных племянниц!

– Если бы была жива наша мать, она бы такого не допустила!

Кардинал откровенно смутился. Капитора и впрямь оскорбляла Мари при всех, никто не знал, что шаржи – наших рук дело, обвинить нас не в чем, получалось, что нас наказывали несправедливо.

– Ну, ладно, ладно. Его Величество уже распорядился, чтобы шутиха уехала.

– Когда?!

– Кажется, сегодня, сейчас.

– Дядюшка, позвольте удалиться? – слезы мгновенно высохли. Упустить возможность поерничать над Капиторой в последний раз мы не могли.

Получив разрешение удалиться, поспешили во двор Пале-Рояля.

Вовремя, успели застать отъезжающую Капитору.

– О, мадам, куда же вы?

Она только зло сверкнула глазами из-под сдвинутых бровей.

Я поддержала Мари:

– Вы же не рассказали об инфанте. И нам будет не хватать вашего приятного общества.

– От кого еще услышишь столько глупостей за один вечер?

– Не только нам, всему двору…

– Мы надолго сохраним в памяти ваш безобразный облик…

– Да, мадам, рядом с вами так легко казаться умной даже самой большой дуре…

Пока шутиха забиралась в карету, мы с Мари верещали наперебой, Капитора не удостаивала ответом. И все же не выдержала, прошипев сквозь зубы:

– Я еще вернусь с инфантой! А вы отправитесь в ссылку или в Бастилию.

Стало не по себе, но я ответила:

– Только после вас, красотка, только после вас! – И «по секрету» сообщила: – Там вас дожидаются крысы, вполне подходящая вам компания.

Нам бы поостеречься, слишком заметно всему двору наше противостояние с Капиторой, чтобы не догадались, чьих рук дело шаржи. Но Людовик был так влюблен в Мари, что шел в угоду ей даже против собственной матери, под каблуком которой находился уже столько лет.

Попытка оказалась неудачной, король поссорился с матерью по поводу танцев, которые пожелал организовать вопреки посту. И тут вмешался наш дядюшка, он отругал Мари за столь нелепое пожелание – танцевать в пост, и сумел помирить королеву с сыном. Мария осталась виноватой, между ней и Анной Австрийской пробежала уже не черная кошка, а целая киплинговская пантера Багира собственной персоной. Несомненно, это могло плохо закончиться, однако Мари, почувствовав свою полную власть над королем после его отказа жениться на Маргарите Савойской, закусила удила, она была уверена, что Людовик женится только на ней самой, а все разговоры об испанской инфанте и согласие с кардиналом и королевой лишь для отвода глаз.

– Мари, но почему же он не женится?

– Ждет заключения договора с испанцами.

– Но договора не будет без договора о браке короля.

Мари хитро заблестела глазами:

– Мы кое-что придумали. Позже увидишь.

Мне очень не нравился этот хитрый блеск, он мог означать грядущие неприятности лично для меня. Я не забыла наставления Армана о невозможности что-то изменить, но Мари снова успокоила, что я успею уйти, прежде чем что-то произойдет. Оставалось надеяться…

Зря она надеялась, что Людовику позволят жениться на племяннице кардинала. Любить Мари ему разрешали, но жениться?!

Людовик еще не стал настоящим королем, а потому во всем слушался мать и кардинала, своего крестного отца (и отчима? вполне возможно). И все же Луи попытался поговорить с матерью. И вот тут стало ясно, насколько права Мари, твердя, что для Ее Величества прежде всего ее собственные интересы, пусть выдаваемые за интересы государства, а сын на втором плане. Племянница вообще на десятом.