Я украдкой посмотрела на Эрика. Он аккуратно отрезал кусок мяса и положил его в рот. На тонких губах сверкнула капелька крови. Он вытер ее белоснежной бумажной салфеткой. Его сильные пальцы скомкали салфетку. Пара капель крови остались на его руках, которые ловко орудовали ножом и вилкой, обнажая и раскрывая розовое нутро ростбифа.

Эти же пальцы, одетые в  черную перчатку, так же проникали в мое розовое нутро, нащупывая самое сокровенное. Тошнота подкатила к моему горлу. Низ живота сковало болью. Там, в комнате, эти холодные волчьи глаза так же равнодушно смотрели на меня, как на кусок мяса. А рука проникала все глубже. И глаза тоже проникали в самую душу. В стыд. В боль. В сердце. Я закрыла глаза. Не думать. Не вспоминать. Боже мой, меня сейчас вырвет при всех! Борясь с приступом дурноты, я схватила с блюда целый лимон и впилась зубами в кожуру. Все присутствующие оторвались от тарелок и уставились на меня. Генрих едва не подавился куском мяса. Хрустальный дракон на его плече обеспокоенно свистнул и взмахнул крыльями.

Эрик

Он давно не видел такой варварской жадности. Эта ведьма впилась белоснежными зубами в лимон, нисколько не стесняясь того, что на нее все смотрят. Она жадно хлюпнула, высасывая сок из-под кожуры. Какая мерзкая невоспитанность! Какое восхитительное первобытное варварство! Ни одна ведьма не вела себя так вызывающе. Что неудивительно: после неудачных экспертиз эмпаток не держали в доме, сразу отправляя в тюрьму для прикрытия, чтобы все, кто не посвящен в тайну аукциона, видели, что ведьмой занялись дисциплинаторы.  А эту оставили в доме и усадили за стол. Но ни одна из ведьм не будоражила так его воображения.

Вот она сидит рядом, внешне якобы спокойная, но изнутри просто кипит. Это видно по слегка дрожащим пальцам, нервно сжатым под столом коленям и прерывистому дыханию. И это возбуждает! С тех пор, как он начал следить за ней, его змей все время шевелится. Долгие годы Эрик не чувствовал его. Последний раз это было с той ведьмой, которая своим упрямством доводила его до неистовства. Она не соглашалась участвовать в аукционе. Ни за что! Готова была даже умереть. Ни уговоры, ни   угрозы, ни психологическое давление  не помогали. И когда она билась в его руках, тогда он и почувствовал змея. И дал слабину. Наплевав на собственные принципы, выпустил змея за день до ее казни, и почти сутки упивался телом ведьмы. А потом долго вспоминал глаза упрямицы, когда она увидела, что кроме обычного члена, у него есть еще второй.

А сейчас Эрик надеялся, что Алика окажется сговорчивей, чем та, предыдущая. Его рука словно осталась там, внутри ее лона, нечувствительного к мужской ласке. Но если она фригидна, если она холодна, как лёд, то откуда эта эмоциональность и непосредственность? Эта живость, которая бывает только у страстных женщин?

Алика

– Она чудовищно невоспитанная, – Эмма прервала затянувшееся общее молчание. – Даже ест по-варварски, как ведьма.

Надоела ты мне, блондинка! И все вы мне здесь надоели! Какой-то абсурд. Делают вид, что ничего не произошло, любезничают с похищенной ведьмой, которую презирают, откармливают меня, как овцу, которую выбрали для заклания. Да, слово найдено! Я – овца. Меня собираются зарезать, но при этом не хотят нервировать, чтобы адреналин, от страха наполняющий кровь, не испортил вкус мяса. Терпение лопнуло.

– Сами вы – ведьма, – проглотив лимон, ответила я. – По вашему очень воспитанно похищать меня и притаскивать черт знает куда?

– Замолчи! – Эмма перегнулась через стол, сверля меня глазами.