– Я согласна, – с трудом выговорила Галина Павловна, впуская в свой дом горькую беду. Она уже раскаялась в содеянном, вот только не вернуть уже ничего, не обратить вспять.

Все иудины деньги ушли на похороны и лечение ее родной девочки, а ведь еще предстоит операция и не одна. Они с Василием и погребение сделали скромным. Все рассчитали, чтобы хватило на пластику лица. Нельзя, чтобы Милаша хоть в чем – то нуждалась. Но как объяснить все это девочке, единственной выжившей в той страшной аварии, отнявшей у нее ребенка, что она нужна ей. Она – все, что осталось у нее от единственного сына, то что до сих пор не дает ей сойти с ума. Заботы о Милане стали смыслом жизни. А дома хочется кричать. Биться об ставшие вдруг неродными стены, завывая от лютой, разрывающей душу боли.

– Мне просто нужно проститься, – тихо прошептала Милана. – Самой. Понимаете? Одной.

– Правда? Ты не оставишь нас? – сквозь слезы спросила свекровь, желая прижать к себе тонкую, хрупкую женщину. Укрыть. Спасти от всех бед.

– Один раз я уже дала обещание, – Милана посмотрела на женщину огромными, измученными глазами. – Я не смогла его сдержать.

Галина Павловна объяснила Милане, как найти место где похоронен Ромка, и незаметно перекрестила ее в спину, вложив в ледяную ладошку несколько хрустких купюр, от которых девушка отдернула руку, как от чего-то мерзкого.

– Это Васина пенсия, – тихо выдохнула свекровь. – Ты только вернись. Умоляю.

Милана сжала пальцы, смяв деньги, и кивнула, слушая объяснение свекрови, о новом пристанище своего любимого мужа. Найдет. Конечно она его найдет. Женщина не оборачиваясь, побрела по белой улице, не обращая внимания на морозно щипучую боль в уродливых шрамах, избороздивших ее некогда красивое лицо. Ледяной ветер продувал насквозь легкую куртку, но ей было все равно. Милана не чувствовала холода улицы, который не мог сравниться с ледяным, могильным студом поселившимся внутри нее. В самом сердце.

«Как же я. С пустыми руками к нему?» – испугалась девушка. Ноги сами привели к небольшому магазину, в витрине которого умирали завернутые в хрусткую бумагу букеты. Тяжелый аромат тлена окутал Милану, которая несмело шагнула в теплое нутро цветочной лавки. Ее затошнило, и девушка с трудом подавила желание сбежать. Невозможно.

– Иди отсюда, тут магазин, а не приют для нищих, – толстая продавщица, кисло окинула взглядом легкую не по погоде курточку, которую они с Ромкой купили в Милане. «Милане в Милане»– шутил Ромка, улыбаясь так, что у нее кружилась голова от счастья и непередаваемой радости. А теперь нет его, только память, которая никак не желает отпускать.

– Мне нужен букет, – прошелестела Милана, вываливая смятые деньги на деревянный, дешевый прилавок. Продавщица хмыкнула, но продолжать разговор не стала, давая ей возможность выбрать. Милана в растерянности разглядывала цветочные трупы, срезанные чьей то рукой. Странно, дарить умершие, лишенные жизни растения в знак любви или торжества жизни. Только сейчас до нее дошла абсурдность таких подарков. Милана нервно засмеялась.

– Бери что надо и проваливай, – нервно выплюнула продавщица, ей не нравился мертвый взгляд покупательницы, пугали глубокие, свежие шрамы на молодом, прекрасном лице. Но больше всего нагонял страх ледяной холод, идущий от странной посетительницы.

Девушка выбрала самый невзрачный букет собранный из гербер и ярких, похожих на солнце подсолнухов, не обращая внимание на злобу. И расплатившись вышла на улицу, дыша полной грудью, пытаясь избавиться от навязчивого запаха смерти.