– Да, все хорошо. Простите, – с трудом собрав мысли в кучу, промолвила Милана, не сводя взгляда с ребенка. Васька повернулся к ним, с трудом справляясь с невероятно громоздкой для его маленького, изломанного тельца коляской.

– Что, и вам я не нравлюсь? – тихо спросил мальчик, и у Миланы зашлось сердце, от жалости, от нерастраченной материнской нежности и желания быть всегда рядом, укрывать от бед, от злых глаз этого маленького, несчастного птенчика. – Тоже считаете меня уродцем?

Милана вздрогнула. Слова ребенка больно полоснули ее в самую душу, пробирая до костей.

– Ты прекрасный, – выдохнула она, чувствуя, как щеки заливают горячие слезы. Слезы, которых она так ждала, долгих десять лет.

– Василий Семенович, – строго посмотрел на сына Крылов. – Ведите себя прилично. Я оставлю вас двоих ненадолго. Пообщайтесь. А потом, мы подпишем документы. Как вас зовут, кстати?

– Странный вы человек, – выдохнула Милана, – притащили к ребенку, черт знает кого, даже не спросив имени. А вдруг я преступница?

– Нет, дорогуша. Вы миленькая глупышка, которая, почему – то, единственная из всех пришлась по душе моему сыну. По крайней мере, он не прогнал вас сразу. Ну хорошо, если вы не хотите представиться, я буду звать вас Фрекен Бок, по аналогии с вашим чудесным выступлением, в роли мужика с пропеллером, – Семена явно развлекала ситуация, и растерянный вид женщины, стоящей напротив, смотрящей на него глубокими глазами. Да он дурак, именно идиотом он чувствовал себя сейчас. Права она. Притащил в свои владения непонятно откуда взявшуюся бабу. Но, черт возьми, он просто не мог ее уже выгнать. Странное притяжение, мешало всегда хладнокровному хозяину жизни, расстаться с этой дурнушкой.

– Что у вас с лицом? – вдруг спросил он. Черт-черт-черт, на кой хрен ему эта информация? Она же просто прислуга.

– Парез лицевого нерва, – ухмыльнулась она, приподняв левый уголок губ, – вас это смущает?

Нет, его не это смущает. Ему непонятно, почему она так нужна ему. Он и не знает ее совсем, эту дурацкую Фрекен Бок. Семен втянул ноздрями воздух, тонкий аромат духов, тянущийся шлейфом от притягательной незнакомки, и почти бегом выскочил из спальни сына. Милана молча уставилась на захлопнувшуюся дверь. Ненависть к Семену Крылову странно смешалась с глупой жалостью, которую никак нельзя впускать в свое сердце. Нельзя, только почему так ноет в груди?

– Мне не нравится Фрекен Бок, – услышала она детский голосок, выводящий из странного оцепенения. – Интересно, что это с папой случилось? Обычно он ведет себя по другому.

– Да, и как же он ведет себя? – с интересом спросила женщина, присаживаясь на невысокий пуфик.

– Как злой великан, – тихо ответил Мальчик. – Если бы у вас был такой же сын, как я, вы любили бы его?

– А какой, такой же? По моему, ты замечательный.

– Вы все врете. Просто боитесь, что он выгонит вас, как и всех других тетенек, которые смотрели на меня, как на уродливую зверюшку, – горько вздохнул Васятка, от чего у Миланы зашлось сердце. Слова мальчика, резали словно бритвы. Она своими руками бы удавила любого, кто хоть взглядом позволил бы себе обидеть этого славного, лопоухого мальчишку.

– Я не знаю что тебе сказать, – проглотив колючий ком, вставший в горле выдохнула она.

– Зато я знаю. Вы тоже меня бросите. Как моя мама. Папа говорит, что она ушла к ангелам. Она бросила меня, сбежала туда, где ей хорошо. Но это же нечестно. Мамы ведь не бросают своих детей, правда?

Женщина замерла, разглядывая скрюченную в инвалидной коляске, тоненькую мальчишечью фигурку. Детские ладошки, вцепившиеся в подлокотники обтянутые веселенькой, разноцветной тканью, побелели от напряжения. Глаза ребенка, заглядывающие ей прямо в душу, светились странной не детской мудростью, смешанной с тоской.