Пока коронный гетман оценивал обстановку, враги смогли удивить его еще раз. Второй залп из пушек и штуцеров последовал с невероятно, сказочно маленьким перерывом после первого.

«Ведь штуцеры нужно заряжать не меньше пяти минут! Пушки же требуют еще большего времени на перезарядку! Езусе Христе, каким образом они это делают?!!»

Ларчик этой тайны раскрывался просто. Пули Минье, изобретение девятнадцатого века, не только летели дальше, чем обычные свинцовые болванки, они еще и заряжались быстрее. Два выстрела в минуту для стрельбы ими было вполне нормальным результатом. А удивительная скорострельность казацких пушек объяснялась способом зарядки. Порох был упакован заранее в картонный футляр, благодаря чему можно было менее тщательно чистить банником ствол при скоростной стрельбе, опасность преждевременного выстрела снижалась на порядок. На ускоренное забивание пыжа пушкари тренировались не одну неделю, пролив не одно ведро пота. После такой скоростной зарядки оставалось пробить через запальное отверстие в картоне дырку, и орудие было готово к огню. Правда, при стрельбе не заполошной, как в этот момент, банить стволы надо было даже более тщательно, чем обычно. Стволы изнутри были тогда полны раковин, останься там хоть один уголек — преждевременный выстрел гарантирован. И хорошо, если в небо, а не в своего же пушкаря.

Ядра стали разрушать прежде всего строй кавалерии, убивая и калеча передних, лучше всего вооруженных и защищенных всадников. Опытнейший Конецпольский отреагировал на это немедленно, послав их в атаку. Не дожидаясь команды от коронного гетмана, кавалерия правого фланга сдвинулась с места и, постепенно набирая ход, пошла в атаку на конницу черкесов и казаков. Земля задрожала от топота тысяч копыт. На врага двинулась необоримая, как считали сами поляки, сила. Развевались флажки на опущенных копьях, колыхались за спинами гусар плащи из львиных, тигриных, леопардовых, медвежьих (у самых бедных) шкур.

Опомнившись, Потоцкий отдал приказ атаковать и коннице Калиновского. Та, уже несколько смешавшись под обрушившимся на нее градом ядер, рванула вперед с особенным энтузиазмом. Здесь тоже хватало богато одетых и хорошо защищенных латами всадников. Лучшая в мире — так они считали сами — кавалерия готовилась разметать, стоптать своих врагов. Им уже неоднократно это удавалось сделать, никто из них не сомневался, что получится и в этот раз.

Саженях в ста от артиллерийских позиций сначала конницу Конецпольского, потом несколько отстававшую кавалерию Калиновского встретили залпы картечи. Они заметно проредили первые ряды наступавших, но, естественно, не остановили порыв тысяч всадников. Да, заржали, завизжали от боли раненые кони, закричали пораженные картечью люди, однако продвижения конных масс на врага вражеская стрельба не остановила ни в малейшей степени. Но несколько мгновений спустя из невидимых щелей, расположенных параллельно передней линии казацких укреплений, вылезло вдруг по паре десятков или дюжин казаков с шестами. Они не очень дружно выпустили в накатывавшую на них конницу по ракете каждый. И польская атака бесславно завершилась. Визжащие, воющие, гудящие, испускающие вонючий дым, будто черти, выпущенные из ада, ракеты полетели на атакующих.

Сначала с ними встретились гусары. Сами-то храбрецы если и испугались неведомого оружия, то страх смогли преодолеть. Однако для лошадей это было слишком страшно и неожиданно. Конница встала, всадники вынуждены были уделить свое старание не атаке, а попытке усидеть в седле, и не всем это удалось. Строй рассыпался, в сотне метров перед углом казацких позиций забурлила толпа лошадей и людей, где каждый был сам по себе. С небольшим опозданием то же самое произошло и на другом фланге. Казацкие позиции скрылись за клубами бело-серого порохового дыма, даже тянувший с северо-запада ветерок не успевал их разогнать. Потеряв врагов из виду, казаки стрелять не перестали, и, хоть попадать стали реже, многие картечины и пули продолжали находить свою добычу в толпе.