Может быть, слухи врали. Не удивлюсь. Эти же сплетники сейчас судачили об «ассистентке Картера, которая вырубилась прямо на занятии». История моего позорного падения носом в пол обрастала чудовищными подробностями. В какой-то момент я услышала, что профессор нежно подхватил меня на руки и нес к столу словно невесту.
Я аж поперхнулась, когда представила «нежную носку» в исполнении Картера. Да он бы скорее меня в окно выбросил за ненадобностью.
Так вот. Я стояла и краем глаза рассматривала грозу академии, отмечая, что в нем есть особый мужской шарм. Возможно, он некрасив, и движения его рваные, и лицо вечно суровое. Но во внешности ректора была что-то такое, что гипнотизировало и заставляло сосредоточенно его изучать.
Так всматриваешься в черную виверну. Ты знаешь, что она безумно опасна, но не способен разорвать зрительного контакта.
— Как вам возвращение в академию? — задал Альберт Сторм обычный вопрос, будто мы приятельски беседовали за чашкой кофе. — Приятно очутиться в родных стенах?
— Без сомнения.
— Как отреагировали родные на ваше назначение? — Ректор перевернул одну из бутыльков, и затвердевшая смесь комом скатилась к закупоренному горлышку.
— Они не в курсе. Мы… давно не общались.
Первое время я ещё писала маме, но она не отвечала на мои письма — и курсе на втором я оставила бессмысленные попытки связаться. Родители, как бы правильнее сказать, не были в восторге, когда услышали о моем поступлении в академию. Отец назвал меня безмозглой курицей (это стало последним, что он сказал мне за семь лет), а мама лишь покачала головой.
Наши отношения сложно назвать теплыми.
— К тому же должность временная, — быстро добавила я, пока господин Сторм не решил, будто я напрашиваюсь на сочувствие. — Несколько недель, и работа окончена.
— Если вы проявите себя должным образом, то мы подыщем другое место в этих стенах после возвращения основного работника. Я гарантирую вам свою протекцию.
У меня коленки подкосились. Не может быть! Мне снится? Надо щипать себя или хлестать по щекам, чтобы проснуться?
— Э-э-э… м-м-м…
Ладно, очень непрофессионально бубнить перед ректором, но у меня язык онемел от осознания собственной значимости.
— Я внимательно изучал ваше дело, госпожа Виккори, — вздохнул Альберт Сторм, достав ещё одну бутылку и постучав по ней ногтем, — и считаю, что подобные самородки должны оставаться в академии. Времена нынче тяжелые, мы не можем терять достойных учеников. Сто баллов, полученные на экзамене господина Картера, вообще говорят о вашей уникальности.
«Вы просто не знаете деталей их получения», — мрачно подумала я, вспомнив вытянувшееся от гнева лицо преподавателя.
Думаю, если бы разрешалось испепелять учеников — он бы так и поступил.
— Поэтому, госпожа Виккори, я нацелен на долгое и плодотворное сотрудничество. Присаживайтесь, — наконец дал он добро. — Поговорим о насущном. Как думаете, кто мог атаковать вас? Оба раза.
— Вы в курсе? — удивленно сощурилась.
— Мы близко общаемся с Дэррэлом, и у него нет от меня значимых секретов. Я думал, кто-то охотится на него самого, но после истории с вашим отравлением начинаю сомневаться. Впрочем, ваша подруга, Регина Тор, тоже была проклята. Теперь возникает вопрос: что послужило причиной?
Он сказал не «господин Картер» или «профессор Картер», а совсем иначе, по-дружески. Наверное, сплетни не врали. У них было общее прошлое.
— Вы думаете, это как-то связано?..
— Не уверен. — Мужчина достал третье по счету зелье и одобрительно кивнул, прочитав название на этикетке. — Проклятие госпожи Тор похоже на одну из ловушек со времен Зимней войны. С вами же вопрос иной. Если у вас нет врагов, то кому вы успели помешать?