В кабинете Руслана ожидал сюрприз: за его столом расположилась… Марина. Увидев меня, встала, подошла и неожиданно, ткнувшись в плечо, разрыдалась. Парни, увидев такое дело, тактично вышли, оставив нас наедине.

– Ну что ты, милая? Успокойся, – обняв, прижал к себе. – Не надо плакать. Ты же знаешь, не могу видеть твои слезы. Что случилось, маленькая?

– К начальнику следствия сегодня вызывали. Тот сказал, что ему доложили о наших с тобой отношениях, – ответила она, всхлипывая.

– Поздравлял, что ли, любимая?

– Какие там поздравления? Говорит, что по закону должен отстранить меня от дела по твоей семье.

– Ну не расстраивайся, Мариночка. Все будет хорошо. Не сошелся же на этом деле свет клином? Другое дадут расследовать.

– Как ты не понимаешь, Жора? Я хочу сама его закончить. Как почитала, что там мой предшественник наворотил, мне страшно стало… И тебя терять не хочу…

– Ну, наверно, что-то можно придумать, любимая. Не отстранили пока?

– Нет. Я из-за этого и здесь. Пока просто сказали, чтобы я наши отношения постаралась не афишировать. У нас начальник вообще-то хороший. Недавно перевели из другого региона. Сказал – работать, как будто и разговора нашего не было.

– Не сказал, кто доложил? Да что я такое спрашиваю-то? Конечно, не скажет. Стукачей никто не сдаст.

– Не говорил, естественно. Я вот думаю, не Леонид ли Иванович сообщил? Что-то он сегодня какой-то не такой, как обычно. Да и видела, как он от начальника выходил.

– А он за тобой ухаживать не пробовал? До того, само собой, как мы встретились?

– Пытался, конечно. Цветы постоянно дарил. Точнее, все время на стол мне клал. Я приходила, а они уже лежат. Кроме него-то больше некому. В кабинете вдвоем сидим.

– Все будет хорошо, любимая! Я обязательно что-нибудь придумаю.

Хорошо, что женщины верят мужским обещаниям. Вот и моя ненаглядная стала успокаиваться, мысли на извечное женское перевела:

– Я некрасивая, да?

– С чего ты взяла? Ты у меня самая прекрасная!

– Тушь, наверно, вся потекла? – спросила она, осторожно вытирая слезы.

– Ну и что? Это же все поправимо, – протянул свой платок, тут же смочив его водой из чайника. – Зеркало имеется, так что все в твоих руках, золотая моя!

Немного успокоившись, Марина принялась приводить заплаканное лицо в порядок. Шикнул на мужиков, попытавшихся войти в кабинет. Те сразу исчезли обратно в коридор.

Ну Ленчик! Нет, хоть собак люблю с детства и подобный эпитет стараюсь максимально редко использовать, но и сука же ты! Кроме тебя, заложить было некому! Ничего, мы с тобой еще пообщаемся предметно, сволочь! Отольются тебе слезы моей любимой! Нет, ну какой гад? С девушками воевать вздумал! Подожди! Будет и на нашей улице праздник! А кто не с нашей – ох, и наплачется! Я не садист, но для отдельных ушлепков исключение сделаю. Приятное!

Наведя марафет, Марина вопросительно взглянула на меня:

– Ну, Жора, как я выгляжу?

– Блеск! Как будто и не плакала!

– Обманываешь?

– Что ты? Чистая правда!

– Ну, тогда хватит ребят держать в коридоре.

Выглянув за дверь, махнул друзьям рукой. Вошли, сделав вид, что ничего и не произошло вовсе.

– Ну, рассказывайте, ради чего весь этот маскарад?

– Все очень просто, Жора, – начал Сергей. – Руслан «лепилу» нашел и расколол его по самое не хочу.

– Какого еще «лепилу»? – не понял я.

– Того самого, – пояснил Рус, – который Клима штопал после тех событий.

– Долго сопротивлялся? – мне даже стало интересно.

– Ты знаешь, нет. Даже иголки под ногти загонять не пришлось, – улыбнулся опер, тем самым давая понять Марине, что это всего лишь шутка. – Свидетелем он хочет по делу пройти, а не соучастником. Об этом только и мечтает. Я просто популярно объяснил ему все последствия запирательства. И пообещал самую… э-э, эксклюзивную камеру в СИЗО, с теплой компанией хмурых, здоровенных, но ласковых сокамерников. Блефовал, конечно… Ну он и обо… понял все, и Клима сдал с потрохами. Наша задача – взять этого кадра за… ну, нежно, значит. И…