– Как они умерли?
– Кто?
– Жёны Стефанио.
Ответила Жизель не сразу.
– На островах разве не слышали? – спросила после молчания недолгого, настороженного будто.
– Слышали, – отозвалась я уклончиво. – Но я подумала, вдруг тебе известно больше, чем… слухи?
– Несчастный случай.
– Со всеми тремя?
– Первая погибла на охоте… лошадь понесла и сбросила… фатально для шеи фрайнэ. Вторая сгорела в лихорадке за несколько дней. Третья… о третьей упоминают редко, да и супругой императора пробыла она меньше всех, но… – Жизель зябко передёрнула плечами. – Ходят упорные слухи, что якобы её нашли бездыханной в собственной постели.
– Признаки насильственной смерти обнаружили?
Хотя о чём это я? Хорошо, если тело просто осматривали, о вскрытии и анализах упоминать, поди, не стоило…
– Если и обнаружили, то об этом как раз не распространяются.
– И ни у кого не возникло подозрений, никому не показалась странной… такая высокая смертность в рядах несостоявшихся императриц? А сам Стефанио делал какие-то заявления по этому поводу, пытался выяснить подробности… докопаться до правды… или ждал, пока жребий подгонит ему следующую партию де…
Закончить мысль я не успела. Сверху что-то хрупнуло, треснуло, затем кто-то налетел на нас с Жизель со спины, сильным рывком сдёрнул с места. Пол галереи резко приблизился к моему лицу, а позади раздался оглушительный грохот.
5. Глава 5
Падение на содрогнувшийся пол отозвалось болью во всём теле и особенно в многострадальных коленях и ладонях. Тяжёлая рука на спине сильнее прижала к жёсткой вибрирующей поверхности, не позволяя подняться, перед глазами всё поплыло, в нос и рот полезла пыль, горькая, невесть откуда взявшаяся в таком количестве. Грохот стих, дышать стало труднее, пыль и какое-то мелкое крошево роились вокруг плотной бурой пеленой.
Чую, жизнь моя обрела невиданное доселе разнообразие.
Давление руки на спину ослабло, и я вскинула голову, закашлялась, чуть приподнялась и огляделась. Пылевая пелена облаком плыла по галерее, кружась в лучах солнца, между мной и Жизель лежал Тисон, прижимая нас обеих к полу, а позади…
В архитектуре внешней и внутренней я не особо разбиралась и оттого не могла сказать, как правильно называлась эта часть высокого стрельчатого свода, внушительный серый блок, упавший ровнёхонько на тот отрезок галереи, по которому мы с Жизель шли всего минуту назад. Но в факте, что после обрушения этакого «кирпичика» на наши головы шансы выжить были весьма и весьма невелики, сомневаться не приходилось.
Тисон тоже приподнялся, заглянул встревожено мне в лицо.
– Асфоделия, с вами всё хорошо?
Да… замечательно просто. Вот так идёшь себе, никого не трогаешь и вдруг – бабах! – падает на голову что-то тяжёлое, с жизнью несовместимое… и всё, нет тебя.
Совсем нет. Ни в этом теле, ни в том, что осталось где-то далеко-далеко…
Если осталось.
– Со мной-то точно всё неплохо, благодарю за заботу, любезный рыцарь, – подала голос Жизель и раздражённый сарказм её разбил охватившее меня оцепенение, холодное, липкое до тошноты.
Сглотнув сухим горлом, я кивнула.
– Д-да… вроде всё в порядке, – заверила неубедительно.
Тисон встал, помог подняться сначала Жизель, потом мне. Руки убрал не сразу, прежде удостоверился, что я способна стоять без опоры. Неловкими движениями я поправила волосы, мешающиеся не меньше длинной юбки, отряхнула платье. Рыцарь Жизель, отпрянувший, вероятно, назад, теперь ходил по другую сторону лежащего в пыли блока, то внимательно, хмуро осматривал его, иссечённого трещинами, раскрошившегося по углам и неровным краям, но не развалившегося на куски помельче, то настороженно, озабоченно поглядывал вверх, на чёрный провал в своде. Из противоположного конца галереи донеслись торопливые шаги и нас окружили люди, кажется, слуги и кто-то из мужчин-придворных, засыпали вопросами и восклицаниями. Впрочем, снимать показания у бедных впечатлительных фрайнэ никто не стал. Тисон вверил нас заботам коллеги по ордену, тот, в свою очередь, быстренько увёл пострадавших барышень с места происшествия, сопроводил до покоев и, порекомендовав позвать служанок и пригласить лекаря, испарился с похвальной скоростью. Жизель подозрительно посмотрела вслед своему сбежавшему рыцарю, затем оценивающе на нервно мнущуюся меня, вздохнула, усадила в кресло перед разожжённым камином. Ушла в спальню и через минуту вернулась с жестяной фляжкой, открыла, сунула мне в руки.