Где её квартира, о которой она с таким теплом отзывалась, когда делилась наболевшим? Лифт, в котором изо дня в день вниз спускается или на свой этаж поднимается? Или что? Что вообще мне там может быть нужно? Кажется, становлюсь грёбаным романтиком - вот и всё объяснение этой потребности.

Из офиса выхожу через полчаса, предварительно разузнав адрес Тони. Несколько минут просто стою возле офиса и вдыхаю прохладный вечерний воздух, после чего, словно разом решившись, иду к машине и через несколько минут сворачиваю на проспект в противоположной стороне от улицы, на которой живу. 

На девятый этаж поднимаюсь на лифте. Старая, гремящая и трясущаяся кабина, пропахшая мочой и старьём. На коричневых стенах - маркер. Неприличные слова, изображения пенисов в разных вариациях. Кажется, достаточно проехать в таком несколько этажей - и уже обеспечена депрессия. 

Выхожу, едва удержавшись, чтобы не помочь дверям разъехаться в стороны, и тут же натыкаюсь на мужика. Он стоит в лифтовом холле, цепко смотрит на меня, но быстро теряет интерес. Одет в тёмное. Капюшон надвинут на глаза так низко, что лицо видно лишь наполовину. Окидываю его взглядом, но, не задерживаясь, иду в сторону двери в квартиру Тони. 

Какая-то мрачная безысходность окутывает с ног до головы, когда оказываюсь в общем коридоре. Узком и мрачно освещённом одной-единственной лампой в цоколе. Невооружённым взглядом вижу надписи на стенах, которые не в силах стереть ни время, ни ацетон:

«Ты сдохнешь, сука, если не вернёшь долг».

«Вы*бу во все места, если бабла не будет».

И много всякой разной «красоты», от которой сами собой руки в кулаки сжимаются. Потому что это писали ей. В том числе. А на отца Тони мне насрать. 

С силой вжимаю кнопку звонка, слыша отголоски трели с той стороны двери в потрёпанной дерматиновой обёртке. Вероятность того, что Тоня дома, нулевая. Но сейчас, когда внутри поднимается волна злости на её отца, хочу увидеть эту тварь и поговорить с ним с глазу на глаз. Потому что втянул свою дочь в это дерьмо. Потому что от этих надписей в груди зарождается чувство, схожее с чёрной ненавистью, какой не ощущал никогда и ни к кому. 

Мне не открывают, хотя, я, пожалуй, и не удивлён. Если отец Тони дома, затихарился, как последняя крыса.  А что если хер у лифтов - это один из коллекторов, которые тут «прописались»? И как давно они здесь ошиваются? Что делает Тоня, когда приезжает с работы? Чёрт… это всё слишком, потому что ни хера не пойму, что должен делать.

Мужика в чёрном больше нет - по крайней мере, никого не обнаруживаю, когда покидаю коридор, чтобы спуститься вниз и просто перекурить на улице, ожидая Тоню. Решение забрать её отсюда кажется мне сейчас единственно верным. И по х*й, чем именно оно может обернуться в итоге. Я просто отвезу её к себе, в ту квартиру, где трахал, чтобы она чувствовала себя там в безопасности. 

Когда оказываюсь во дворе, первое, что делаю - глубокий жадный вдох. Снова возникает чувство, будто до этого момента был перекрыт кислород, только теперь - по иной причине.

Затягиваюсь сигаретой, пока лёгкие не начинает печь. В груди царапается противное ощущение. Мерзости, что ли. Ко всему тому, что видел. И потребность жгучая увидеть Тоню и сказать, что теперь всё будет иначе, потому что я так решил.

Опустившись на старенькую лавку, растираю лицо рукой, пытаясь прийти в себя. Вроде много всего в жизни перевидал, но перед глазами до сих пор эти следы надписей стоят. И ладони сами по себе в кулаки сжимаются. Особенно от этого «вы*бу во все места». Сколько так сижу - не знаю, просто зависаю в своих мыслях, а они все об одном. Вернее, об одной. Только теперь окрашены не только потребностью брать, но и отдавать. Сделать для неё что-то настоящее. Бабло - это так, херня. Мне реально чего-то хочется, чтобы поняла, насколько мне небезразлична.