Так или иначе, нам стало мало друг друга, и мы совершили роковую ошибку – сознательно и добровольно пустили в наш вакуум третий элемент и не смогли этого простить. Сами себе.

Последний раз я была в квартире Романовича именно в ту злосчастную ночь.

Поэтому я не сразу решилась подняться и замялась потом, как будто пересекала не порог, а линию фронта.

– А ты, я смотрю, наряды не меняешь! – не мог сдержать хохота Романович.

Он встретил нас на пороге в банном халате, который не успел подпоясать. Потом Настя подняла руку, показывая, что не хочет лицезреть его наготу, и скомандовала:

– Кофе! – она разулась и вальяжно села за его рабочий стол.

– И валерьянки, – добавила я иронично и мило.

Надо же как-то сохранять хорошую мину при плохой игре.

– Будет уместно, если и я кое-что попрошу? Например, объяснений? – смущенный Романович потрусил за нами к компьютеру.

– Сначала кофе – потом объяснения! – Настя в критические моменты собиралась в упругую струну и была непоколебима в любых решениях.

Спустя пять минут Романович поставил перед нами две кружки кофе, не пролив ни капли мимо, и, не проронив ни слова, вопрошающе уставился на нас.

– Ты можешь узнать, кто снимал вчера кинки-вечеринку на Трехгорке и каким-нибудь плюс-минус законным методом узурпировать отснятое? – рубанула с плеча Настя.

Романович от удивления присел на край дивана и покачнулся. Проморгавшись, удостоверился, что все это ему не снится. Откинулся на спинку, пролистнул в голове возможные наши бедокурства и на выдохе произнес:

– Ёперный театр. Вы что, устроили там оргию?

– Не пори чушь! – оборвала его Настя. – Ты можешь представить кого-нибудь из нас, участвующую в подобном?

На самом деле Романович-то как раз и мог подобное представить. И дабы не посвящать Настю в подробности нашего с Алеком расставания в это и без того напряженное утро, я решила поведать ему о произошедшем просто и прямо:

– Линду там отравили клозапином!

– Нас там не было, – внесла поправку Настя. – Фотографа искать будешь?

– Я могу зайти на две минуты в душ?

– Нет! – Настя допила кофе и протянула ему кружку: – Это если захочешь справить нужду. Пока не найдем фотографии с вечеринки, мы не сдвинемся с места.

– Насть, даже я хочу в туалет, – был мой призыв к демократии.

– Кому сказала: терпи. – Настя отодвинула кресло от рабочего стола Алека и жестом предложила ему разместиться. Сдавать режим диктатуры она не собиралась!

– Романовичу сказала, а не мне, – попытала я счастья еще раз.

Спустя два часа звонков, электронных писем и сообщений Алек выяснил, что снимал вечеринку некий Фил Тродуэн. На самом деле он, естественно, был Филиппом Скоробковым, просто из генеалогического древа вызнал, что его прабабка водилась с каким-то французишкой, и взял его фамилию как творческий псевдоним.

– У меня есть его домашний адрес. Поехали! – закопошился в прихожей Романович.

– А мы не можем просто попросить его залить фото? – поинтересовалась Настя.

– Зачем? Я просто заберу у него карту памяти, так надежнее. А он скажет, что у него украли фотоаппарат. Поехали.

Мсье Тродуэн жил за городом.

Я на скорую руку соорудила нам с десяток бутербродов, а Настя умудрилась за секунду до выхода нырнуть обратно в квартиру Романовича, слямзить оттуда пару подушек и плед и в обнимку с этим скарбом направилась к машине. Мы растянулись на заднем сиденье и еще до выезда на трассу обе уснули.

Стоит ли пояснять, что проснулись мы с Настей через два часа в лесу. Она судорожно толкала меня в бок.

– Где Романович?

– Какой Романович? – я плохо соображала спросонья и не очень четко выстраивала в голове цепочку последних событий.