Горячие губы, неспешно ласкающие мои, мигом выбили все мысли из головы, кроме одной.
Врежу! Вот прямо сейчас возьму и...
Я хотела было замахнуться на него клинком, но, подняв руку и заметила, что Аттикус словно только и ждал этого, а теперь легко прервал поцелуй и был готов уклоняться от удара. Проклятый манипулятор! Я поспешно отбросила нож в сторону, испугавшись того, что могла оказаться в весьма неудобном положении, если бы лезвие поранило Аттикуса.
Во-первых, стало бы неловко перед Маркусом, что я причинила вред его другу. Во-вторых, при виде крови мне стало бы плохо, и я даже могла бы потерять сознание прямо здесь, на этой вот темной лестнице. Ну, и в третьих, конечно, резать людей нехорошо. Даже если это Аттикус.
Звякнув, нож упал на ступени и коварно блеснул в свете факелов, словно хотел сказать: "Ну, ничего, моё время ещё придёт!"
Да что же это такое! Что этот мужчина со мной делает?
— Зачем сунул мне в руки опасное оружие?! — возмутилась я. — Я ведь могла ранить тебя... или сама порезаться....
Но чёрт с ним, с ножом.
А поцелуй? А прижимания к стене! Да, сейчас было понятно, что он не всерьёз, но нельзя так обращаться с только прибывшими в чужой мир гостями!
— И вообще, ты напугал меня! — возмутилась я ещё больше и выразительнее, чтобы даже до такого, как этот тип, дошло, что я не шучу.
Он ухмыльнулся, и я готова была ринуться за отброшенным ножом, только чтобы поскорее стереть эту ухмылку с его наглой физиономии.
— Брось, после стольких совместных и наверняка жарких ночей тебя мог напугать один поцелуй со мной? — спросил он так просто, что я, наконец, собралась с мыслями и эмоциями и от души залепила ему пощёчину.
— Терпимо, — прикасаясь кончиками пальцев к щеке и прислушиваясь к ощущениям, заметил он. — Всё не так уж и плохо!
— Не плохо?! Ты в своём уме? Что ты творишь? — я всё же решила метнуться к ножу, но ловкие руки Аттикуса перехватили меня и крепко сжали в объятьях.
Он вновь наклонился к моему уху и принялся объяснять что-то, но я с трудом могла слушать его.
— Извини. Хорошо? Извини за поцелуй, — он посмотрел на меня, ожидая, что я что-то отвечу, но я лишь фыркнула, и он продолжил: — Видишь? Я могу просить прощения, когда действительно виноват. Ты простила меня?
— Отпусти, — прошипела сдавленно: в этот раз объятия были чересчур крепкими. Он прижимался так сильно, что я ощутила что-то твёрдое в районе его бедер, и от этого меня замутило, до того отвратительным стал казаться Аттикус.
— Отпущу, как только простишь, — его шёпот противно щекотал ухо, и я готова была согласиться на многое, лишь бы этот унизительный формат общения закончился.
— Прощаю, — скрипнув зубами, выдохнула я, и Аттикус быстро отпустил меня, но первым делом поднял нож и сунул его в висящие на поясе ножны. Так это были ножны... Хоть что-то хорошее.
— Извини, правда, — произнёс он серьёзно. — Я должен был убедиться, что и я с тобой в безопасности, — я глянула на него так, что он растерялся: — А что? Думаешь, только тебе нужны гарантии? Я, знаешь ли, привык, что меня ненавидят, но твоя ненависть — особый случай, такого прежде не случалось. Мало ли, попросишь посторожить тебя ночью... ну, или развлечь... А потом прикончишь! Не злись, один невинный поцелуй — не такая высокая плата за осознание безопасности. И твоей, и моей.
— Моей? — опешила я.
— Ну да. Смотри. У меня был нож, это раз. Мы были одни в башне, и я мог позволить себе... ну, например, не такой невинный поцелуй, какой был... Показать? — нахальству этого типа не было предела, и я лишь зло посмотрела на него.