Я вытащила телефон: разряжен и не включается. Проход через дверь превратил его в бесполезный кирпич, а значит, никакой карты, GPS и интернета. Я бросила телефон на дно сумки – и наконец-то заметила, во что одета. Да что ж такое! От спешки я выбежала на улицу в домашних спортивных штанах. Они были старые и дурацкие, заканчивались сразу под коленом – в таких обычно ездят отдыхать в санаторий. Но хуже всего была футболка. Кислотно-зеленая, с огромным рисунком: кошачья мордочка с вытаращенными глазами, а на ней – завязанный под подбородком платок, как у бабушки. И то и другое я купила в секонд-хенде в одну из своих поездок в Киров. Хотела обновить летний гардероб, а кошка таким глупым взглядом смотрела на меня с вешалки… Я тяжело вздохнула. На ногах были разношенные удобные кроссовки – прекрасное дополнение образа «поездка на психиатрическое лечение». Но даже это не могло испортить моего счастья. Времени полно, в реальном мире оно, судя по прошлому разу, не двигается, а раз так, нервная система Евы в безопасности.

От предвкушения приключений у меня сердце заколотилось. Поиски работы и денег, тесная комната, полная родительских вещей, – все осталось позади. Я чувствовала себя ребенком, которого пустили на огромную детскую площадку, где можно играть сколько хочешь и ничего страшного с тобой не случится.

Для начала попробую-ка найти Антона. В свой прошлый визит я привела в действие артефакт, который помогал отыскать моего мрачного напарника где угодно. В обычном Петербурге это не работало, я проверила в свою краткую поездку туда, но что, если здесь он все еще…

Я сосредоточилась на воспоминаниях об Антоне. Долговязый, нескладный страж Литейного округа. Руки висят, как у гориллы, слишком длинные, чтобы он мог элегантно расположить их в пространстве. Простое, симпатичное лицо, кудрявые волосы, замкнутое выражение лица. Я никогда не видела, чтобы он улыбался, но разок видела его оживленным и довольным, когда мы вместе сидели на крыше и он показывал мне город.

Это воспоминание согревало – я в буквальном смысле почувствовала в груди тепло, и оно потянуло меня куда-то. Есть! Ощущение тянуло на львиный мостик: романтичный, с деревянным настилом и ажурными перилами. Я перешла канал и направилась в переулок между двумя домами, бежевым и розовым.

В бежевом доме не горело ни одного окна, и вскоре я поняла почему. Его прорезала глубокая трещина от крыши до земли: извилистая линия, похожая на молнию. Она пугающе обнажала внутренности дома и покореженную арматуру. Вдруг такое сделала дверь? Может, появилась на крыше, и… Да нет, ерунда. Стража никогда не позволила бы двери оставаться открытой так долго, чтобы разрушить целое здание.

Переулок был пуст, и только одинокий дедушка торопливо хромал по своим делам. Он с трудом перебрался через полосу разрушенного, вздыбленного асфальта – как же, наверное, подскакивают на ней машины! Вот это точно похоже на повреждение от двери. Хм…

Слева тянулось здание, напоминающее гараж для старинных карет: по всему первому этажу шел ряд одинаковых деревянных ворот. Все ворота были заперты, и только одни – распахнуты настежь. За ними сиял свет и тихо играла музыка. Я наконец поравнялась со старичком и поняла, что он смотрит на распахнутые ворота с неодобрением.

– Такое время, а они веселятся. – Он обрадовался, что есть с кем поделиться возмущением, но потом досталось и мне. – А ты чего на улице, девонька? Домой иди, нельзя так шляться! Вдруг дверь откроется, что мы делать будем?

Я хотела его расспросить, с чего все теперь так боятся дверей, но он уже потерял желание общаться и заспешил дальше. Из любопытства я заглянула в ворота. О, да это, похоже, бар! А в нем какая-то вечеринка для своих: негромкая, чтобы никого не беспокоить. От улицы бар отделяла стеклянная стена с прозрачной дверью. Внутри было уютно: пианино, столики, сдвинутые к кирпичным стенам, чтобы освободить место для танцев. На крохотном пространстве в центре танцевали человек пятнадцать – сталкивались, смеялись, дружески переговаривались.