– Нет, мне Фиби поможет.

– Тогда я пройдусь. Хочу посмотреть на ваш город. Ты не против? —показал я ей на вчерашний жилет, который одел и сегодня.

– Нет. Тебе не сто́ит ходить в балахоне.

Балахон! Точно! А я вспоминал, как эта накидка-мантия называется.

– Подскажи ещё, как дойти до церкви?

– К отцу Калебу? Выйдешь, поверни направо. Там до площади, и увидишь.

– Спасибо!

Встав, я, не осознавая, что делаю, наклонился и поцеловал Холли в щёку. Она почти не отреагировала, только пожала плечами, а после отвернулась, подошла к печи и начала что-то в ней ковырять большой кочергой. Что ж, видимо, ночью всё-таки ничего не произошло. Или произошло, но я не понимаю, что и как на это реагировать. В любом случае пиво у неё очень уж крепкое, и пить его я больше не буду – память мне нужна.

Я бывал в старой Европе, а ещё изучал историю и поэтому представлял, как должен выглядеть этот городок, но всё равно то, что видел, было неожиданно и неприятно. Нет, в моём веке по всему миру тоже хватает грязных улиц, заваленных мусором и нечистотами, но они всё это, как правило, ожидаемо, с учётом уровня развития государства и народа. Здесь же… Мне приходилось идти, не разглядывая здания и людей, а смотря под ноги, чтобы не наступить на что-то, что потом будет невозможно отмыть, и придётся либо вонять вместе с сапогами, либо выбрасывать их и тратить деньги на новые.

Кстати о них. Что там, в горном Китае, что сейчас, как я предполагаю, в западной Англии, их у меня не было. И если в лесу платить ни за что не требовалось, то в городе почти всегда есть необходимость в приобретении каких-то вещей. Или информации. Первые вполне можно получить в порядке обмена, а вот со второй такое обычно не проходит. И как быть?

А информация мне сейчас была ох как нужна. Если я правильно понял, Ху меня сюда отправил, чтобы я решил проблему с той кликой, которая поселилась в аббатстве. И в первую очередь – с Этельвердом. Справедливый, так он себя называет. Вроде как, только он честно и без каких-либо грешных мыслей чинит суд над людьми божьими в этом месте. Послушал я вчера отца Калеба и других, кто сидел с нами за одним столом.

Справедливый! Повесил местного коневода только за то, что лошадь, которую он несколько лет назад продал, родила мёртвого жеребёнка. А жеребёнка этого нынешний хозяин лошади продал ещё в утробе и денег несостоявшемуся владельцу возвращать не собирался, обвинив во всём коневода. Он, мол, с ведьмой связался и специально так сделал, чтобы пришлось новую кобылу у него покупать. А ведьмой назвал сестру коневода, которая вдовая жила в деревушке неподалёку и помогала людям в хвори целебными сборами да заговорами. Сестру ту, кстати, утопили. Публично. И это была не единственная история.

Сколько смертей на руках этого аббата, я даже считать не стал, не моё дело рядить, сам не святой. Но я всегда прежде разбирался, что принесёт моя работа, и отказывался, когда видел, что ничего хорошего. Этот же… С другой стороны, если я правильно понял, сейчас как раз начинается то самое время, которое у нас называют охотой на ведьм, и мораль тут совсем не та, что у нас. Мир не тот.

– Алекс!

Я поднял взгляд от земли и увидел отца Калеба. Он помахал мне рукой, приглашая войти в церковь – старую, из серого камня, почти до половины высоты здания, покрытого мхом. На островерхом коньке был закреплён чуть наклонившийся вбок деревянный крест, потемневший от влаги и времени. Окон с этой стороны я не увидел.

– Добрый день, отец Калеб!

Я наклонил голову, отдавая дань уважения этому человеку, и прошёл мимо него в притвор.