Здание редакции Мэттью покинул через несколько часов. До заката было еще далеко, но на улицах уже лежали резкие синие тени. Стало прохладно. Дождь, к счастью, закончился, и асфальт успел немного просохнуть. Обратно Мэттью шел пешком. В голове было легко и гулко. Он отогнал все мысли и просто шагал себе вперед, рассматривая витрины, здания и проносящиеся мимо автомобили. Город мерно гудел, как пчелиный рой. Мэттью смотрел на сосредоточенные лица прохожих. Это был их город. Они знали, чего ждать от него. От завтрашнего дня и сегодняшнего вечера. От тех, с кем делили кров. Знали, что им делать. И знали, зачем. Мэттью смотрел в их лица, а потом – в себя самого, и находил только смятение.

“Это нормально”, – сказала бы Хлоя. – “Ты же мой маленький трусливый братишка. Можешь вернуться, когда захочешь”.

Но он не мог. Их дома больше не было. Еще до снега его снесут, чтобы построить новое каменное здание в несколько этажей, вроде тех, что окружают Мэттью сейчас. Хлоя ютится с мужем в крошечном домишке по дороге в больницу Батлер. Двое взрослых и двое детей – им и так едва хватает места. Что бы ни говорила Хлоя, Мэттью там делать нечего. Ева тоже звала его к себе, но Мэттью даже не думал об этом всерьез. Техас? Едва ли Томас оценит, если Мэттью обоснуется на его ферме. Да, брат жены, но ведь не ребенок уже.

Нет, теперь его место здесь. Осталось его найти.

По пути он купил хот-дог с горчицей и съел его прямо на ходу. Это не слишком утолило голод, но Мэттью решил, что сегодня обойдется этим. Денег осталось немного, а нужно растянуть их до конца месяца, пока он не получит первый расчет в редакции. Разумеется, был еще счет в банке – то немногое, что досталось ему после продажи дома, раздачи всех долгов и честного раздела остатка на троих. Хлоя и Ева тоже получили свою, весьма скромную, часть. Жалкая сумма в банке, несколько фотографий, книги и старые часы – все, что осталось от их семьи. От этой мысли у Мэттью сжималось сердце, и он напоминал себе, что, по крайней мере, с сестрами все в порядке. Пусть они и далеко.

От одиночества эти мысли не спасали.

В парк Мэттью не пошел. Только отправил Хлое телеграмму, что все у него в порядке, и волноваться не о чем. Белое здание, в котором находилась квартира Палмера, Мэттью заметил, едва свернув на нужную улицу, хотя до него и оставалось полтора квартала. Еще не стемнело, и высотка выглядела не так монструозно, как накануне. И все же вызывала некую робость. Мэттью постоял немного на крыльце, выкурив сигарету. Прохожие текли мимо, не глядя в его сторону, словно он слился с каменной белой стеной.

Лифтер узнал его и разулыбался:

– Добрый вечер, сэр! Четырнадцатый?

Мэттью кивнул:

– Добрый вечер.

Щелкнула решетка. Двери закрылись, и лифт медленно пополз вверх.

– Вы решили задержаться в городе? – полюбопытствовал лифтер, потирая лоб под форменной фуражкой. Глаза у него были все такие же красные, и Мэттью подумалось, есть ли у этого парня вообще выходные? Спит он когда-нибудь? Или несет свою службу день и ночь?

– Да, на какое-то время. А вы когда-нибудь отдыхаете?

Лифтер недоуменно вскинул брови, так что Мэттью смутился, но вопрос уже вылетел.

– Когда-нибудь – это обязательно, – усмехнулся парень. – Что я, не человек, что ли?

Лифт остановился, и Мэттью поспешил попрощаться:

– Хорошего вечера!

– Хорошего вечера, – донеслось ему в спину.

Шагая по гулкому коридору четырнадцатого этажа, Мэттью снова не мог отделаться от мысли, что это место подошло бы культистам. Ему даже показалось, что запах благовоний витает и здесь, за пределами пятьдесят первой квартиры.