Рем ходил туда-сюда по шатру в одних штанах, босиком, с всклокоченными волосами и нервничал.

– Как думаешь, у меня получится? – спросил он. – Не дурак ли я, что вот так вот всё скоропалительно решил?

– Что – «получится»? – Децим Аркан Змий в одной руке держал яблоко, в другой – острый нож, и вырезал что-то на яблочной кожуре.

Ему было забавно наблюдать за младшим братом: именно таким Децим помнил его с детства. Рефлексирующим, нерешительным юношей, стеснительным с девушками, неконфликтным. Подумать только – до того как сбежать в Смарагду, Рем ни одной драки первым не начал! Помотала братца жизнь, закалила. Сейчас он – настоящий Аркан, практичный и беспощадный, но тот наивный юноша до сих пор иногда мелькал в его манере говорить, двигаться, размышлять.

– Ну, быть мужем, отцом, семейным человеком! – размахивал руками Буревестник. – Я ведь представления не имею – как это? Нет, если и жениться на ком, то только на Зайчишке, это понятно! Она такая…

– Влюбился? – улыбнулся старший брат. – Девчонка что надо, не отнять!

– Влюбился, да, – мотнул шевелюрой жених. – Ну… И не только влюбился же! Она мне нравится как личность, понимаешь? Ну вот вся нравится, как ещё объяснить? Где ты видал девушек, чтобы они в качестве свадебного дара плесень предлагали? И это вправду оказался самый дорогой и ценный подарок, как ни крути!

– О да… – Змий продолжил орудовать ножом. – Подарок королевский. Эти три пробирочки уже поставили на ноги два десятка солдат. За десять дней, смекаешь? Нет в армии ничего более ценного, чем ветераны! И если выживаемость опытных солдат после ранений повысится, как и заявлено, на восемьдесят процентов – то твоя Габриель достойна памятника при жизни, точно!

– Нет, ей совершенно не нужен памятник, она вообще всегда и везде подчёркивает, что ничего не изобрела – просто воспроизвела технологию прежних. – Рем принялся надевать белую шёлковую сорочку, но запутался в рукавах, снял её, швырнул одежду в угол шатра, выругался и уселся на стул верхом, оперевшись локтями на спинку.

– О! – сказал Децим. – Я знаю, чего ты дёргаешься. Ты за ночь засрал себе голову этими дурацкими мыслями про «готов – не готов», про «имею ли я право на личное счастье, если в мире столько зла», «первым делом – Империя» или «после свадьбы и рождения детей жизнь кончена» и прочей хренотенью?

– Нет! – возмутился герцог Аскеронский. – И да…

– Ага, я так и знал. – Герцог Лабуанский взглянул на яблоко, которое теперь представляло собой страшную рожу, ухмыльнулся и откусил от яблочной рожи сразу огромный кусок. – Слушай, что я тебе скажу, брат!

Он обвёл всё вокруг ножом, с которого капал яблочный сок, и Рем как заворожённый проследил траекторию кончика клинка.

– Вот это всё ничего не стоит, – проговорил Децим, и на скулах его заиграли желваки, а взгляд стал твёрдым, аркановским. – Это всё прах, тлен и суета. За каким хреном тебе великие свершения, победы, изобретения и открытия, если в итоге ты подохнешь в одиночестве, больным и сумасшедшим дедом среди людей, которые видят только твой титул, звание и статус, а на тебя самого им наплевать? Или, может быть, ты думаешь, что лучше помереть молодым перекати-полем, с выпущенными кишками где-нибудь при дороге, зная, что помянут тебя только боевые товарищи да два брата? Ты носишься со своим Орденом, я собираюсь создать лучшую армию в мире, но… Знаешь, если бы я не имел возможности возвращаться домой, если бы я не знал, что после всех кровавых дел меня встретят и примут такого, какой я есть… Я бы свихнулся или спился, вот что. Когда я отдаю коня груму, поднимаюсь по лестнице в донжон и открываю дверь, и Прим и Секунд бегут навстречу, карабкаются по мне, как пара медвежат на дерево, а жена подносит бокал с глинтвейном и целует меня – вот в этот момент я понимаю, что всё не зря! Наверное, это и есть счастье, брат…