Конечно, я не собирался отправлять подростков на каторгу. И так уже прекрасно проучил. Тем более, у них ещё нет своих мозгов, смотрят на старших и повторяют.

Это мне на самом деле гораздо больше, чем восемнадцать. А у тех парней соображалка пока что плохо работает.

– Конечно, – пробурчал полицейский, убирая руку с шашки. – Но парни сказали, что вы сами на них набросились!

– А я говорю, что они лгут. За неимением свидетелей слово дворянина всегда считается правдивее, чем слово безродного.

– Это ещё почему? – насупился младший городовой.

– Дворяне никогда не врут.

Мы стояли посреди дороги, и с обеих сторон уже скопились зеваки. Думаю, не весь наш разговор они слышали, но ситуация была и без того ясна как день. Люди в фуражках хотели меня арестовать, но по какой-то причине не могли.

Мне доставлял удовольствие этот спектакль. К тому же он был на пользу. Пускай горожане видят, что меня так просто не возмёшь, и даже стражи закона порой бессильны перед аристократом.

Только эти самые стражи сдаваться не собирались:

– Всё равно вы арестованы. До выяснения обстоятельств.

– А говоришь, что законы знаешь, – усмехнулся я. – Дворянин может быть арестован лишь по обвинению в тяжком преступлении. Причём это всегда домашний арест, если речь не идёт об убийстве другого дворянина без повода или государственной измене.

– Тоже мне, учёный, – фыркнул усач. – Знаем мы про вас.

Я скрипнул зубами. Такое чувство, что Владислав действительно постарался донести новость об изгоях до всего Дальнегранска. Каждый встречный знает, кто я такой.

Впрочем, в таких городках редко происходит что-то интересное. Появление моей семьи здесь из разряда небывалого события. Не удивлюсь, если в последние дни в каждом кабаке только о нас и говорят.

– Ну-ка представьтесь, – заткнув большие пальцы за пояс и приосанившись, сказал усатый. – Раз уж будем следовать закону, то вы обязаны.

– Эспер Александрович.

– Фамилия?

– Временно отсутствует, – ответил.

– Как это отсутствует? – явно издеваясь, спросил городовой. – Много лет уже даже в простонародье все носят фамилии.

– Я лишён фамилии по приказу князя московского.

– Вот оно что. Ну и какой вы после этого дворянин? – усатый фыркнул. – Ни роду, ни племени, ни даже фамилии. Одно название.

Я почувствовал, как вспыхнул мой взгляд. Почти буквально вспыхнул, я знаю, как выглядит напряжённый Взор со стороны. Радужка начинает светиться и колыхаться, будто пламя. Если Взор достигает максимальной силы, то зрачок и белок полностью растворяются в ярком свете.

Полицейские невольно отшатнулись. Звякнули о землю оброненные наручники. Тихо зашелестели доставаемые из ножен шашки.

– Осторожнее, – сказал я. – Наказание за нападение на дворянина распространяется и на вас.

– Это провокация! – рявкнул младший городовой.

– Неужели? По-моему, вы сами меня провоцируете, пытаясь задеть моё достоинство.

– А разве я неправ, Эспер Александрович? Вы изгнанник без фамилии, – пробормотал усатый, задвигая шашку в ножны. – И нет за вами никого и ничего. Такой же человек, как и все!

– Не такой же. Я аристократ и сын князя, бывший наследник московского княжества. Ты мне не ровня, служивый, даже не пытайся считать иначе.

– Ну-ну, – усач поморщился, будто собирался сплюнуть. – Посмотрим, на что вы способны без денег и солдат, готовых умереть за вас.

– Посмотрим, – кивнул я, усилием воли гася Взор. – Так что, мы закончили?

– Мы с этим делом про подростков ещё разберёмся. Но пока что вы свободны, – городой сделал ударение на слова «пока что».

– Замечательно. Всего хорошего.