Сам факт вынужденного перемещения в Германию начала сорок пятого одновременно и волновал, и тревожил. Выкрасть картину из-под носа охраняющих её нацистов было идеей «на троечку». Не сказать, что совсем невыполнимо, но риск был вполне определенным. Отец говорит, что готовил это похищение почти месяц, тем не менее, тревога внутри не отпускала. Готовить что-то менее опасное уже не было времени, а терять особняк с подвалом, дарящим такие возможности, было вариантом, не подлежащим рассмотрению.

Отец сидел за ноутбуком в гостиной, которая всего за пару дней была превращена в офис. Два компьютера с огромными мониторами, таких же размеров стол, на котором Роман Сергеевич разложил какие-то распечатанные фотографии, схемы и записки. Олег усмехнулся. Старик так и не избавился от привычки всё держать в руках, не признавал электронных книг, фото и схем на экране монитора, читал только с бумажного листа, сдвинув на кончик носа узкие стекла очков. Увидев Олега, он на секунду поднял взгляд поверх экрана, и вновь опустил на клавиатуру:

– Развеялся?

– Вполне себе, – Олег обошел отца за спиной и посмотрел на экран. Роман Сергеевич находился в каком-то примитивном чате, интерфейс которого был ему не знаком. – Развлекаешься?

– Это «Флэйм». Малоизвестный мессенджер, разработанный на Филиппинах. Абсолютная шифрация, безопасность и конфиденциальность.

– Никогда не слышал.

– Он создан специально для сферы коллекционеров, дилеров, покупателей предметов искусства.

– Для черных коллекционеров, дилеров и покупателей, надо полагать?

Берестов повернулся к сыну на поворотной платформе стула и снял очки.

– Никогда не замечал за тобой злой иронии. Тем более – чистоплюйства. Тебе никогда не приходило в голову, что счета на ваше с Мирой обучение, жилье в центре Петербурга и Москвы, поездки в Европу, словом, всё нужно оплачивать? – Он нервно раскурил сигару.

– Прости, отец, я не хотел тебя обидеть, – Олег примирительно положил руку ему на плечо. – Просто я…. Волнуюсь, наверное.

– Нет, давай поговорим, раз уж начали этот разговор. К примеру, кому стало хуже, если я вернулся в тысяча девятьсот двадцать первый год, где выменял на хлеб два пасхальных яйца работы Карла Фаберже у некоего матроса Пряхина в Кронштадте? Он украл их при обыске в особняке Великого князя Сергея Михайловича Романова, и по укоренившейся в те годы привычке революционных краснофлотцев, наверняка распилил бы на части, и выменял на самогон или сахар. Мне пришлось возвращаться туда семь раз! Теперь эти прекрасные работы известнейшего мастера находятся в частных коллекциях, и для человечества не потеряны.

Вошла Мирка. На ней был строгий брючный костюм темно-синего цвета и белая блузка с расстегнутым воротом. Между ключицами поблескивала слезинка горного хрусталя на тончайшей цепочке из белого золота. Она опустилась на стул напротив Берестова и вопросительно подняла брови:

– Что?

Мужчины рассмеялись. Мира была шикарна.

– Наслаждаемся твоим бесподобным видом, – Олег опустил руки в карманы джинсов.

– А я уж думала, про меня сплетничали, замолчали подозрительно. Она взяла со стола бутылку с водой и сделала большой глоток.

– Нет, не сплетничали, – Роман Сергеевич выпустил в потолок дым. – Я как раз рассказывал твоему брату о том, что не считаю род своих занятий зазорным.

– Справедливости ради, отмечу, что твой брат этого и не утверждал, – Олег хмыкнул, и, придвинув к столу кресло на роликах, тоже сел. – Но раз уж мы теперь все собрались, может, перейдем, наконец, к делу?

– Охотно. Я тут подготовил для вас информацию… – Берестов взял со стола фотографии, передал одну из них Олегу. – Это Ганс Франк. Нацистский преступник, генерал-губернатор оккупированной Польши в интересующий нас период.