– Добрый день! Проходите, вас ожидают.

Когда Бажин вошел, Лебедев подписывал какие-то бумаги. Он поднял глаза на Дмитрия и кивнул на стул:

– Садись.

С минуту он перелистывал страницы, почти не глядя подписывал, изредка покачивал головой. Бажин давно не видел Николая Сергеевича, последний раз они встречались еще у родителей, в Омске. К чести для генерала, Дмитрий не находил в нём особых изменений. Всё такой же подтянутый, с крепким торсом спортсмена и худоватым лицом аскета. Казалось, что напротив сидит не генерал и аппаратный работник, а ветеран подразделения спецназа. Наконец, он закончил и отложил бумаги в сторону, несколько секунд смотрел на Бажина, затем произнес:

– Ну, здравствуй, Дмитрий! Как родители? Как служба?

– Да все в порядке, товарищ генерал, родители всё также, служба…. Тоже хорошо, вы ведь знаете…

– Знаю, знаю, – рассмеялся Лебедев. – Начальство тобой довольно. Отец то ещё не на пенсии?

Бажин терпеть не мог пустых разговоров. Генерал и без него прекрасно знал, что отец ещё оперирует и на пенсию не собирается. Они часто созваниваются, и носителем новостей Дмитрий быть просто не в состоянии, Лебедев и без него знает все новости. Оставалось ждать окончания прелюдий, благо, что генерал сам скоро понял, что пора переходить к главному.

– Знаю, что ты скучаешь по работе в отделе по культурным ценностям, – он хитро прищурился, – не хочешь вернуться к этой теме?

– А что, опять собирают отдел?! – опешил Бажин.

– Нет, тут дело иного рода, – Лебедев взял в руки пульт и нажал несколько кнопок. Темные шторы закрыли окна, со стены спустился белый экран и заработал проектор. – Сейчас я тебе кое-что покажу. Но сначала предыстория. На прошлой неделе я встречался с руководителем французского бюро Интерпола. Как ты сам понимаешь, последнее время сотрудничества с этой конторой у нас как-то, мягко говоря, не получается… Но Поль – мой давний друг, когда-то мы очень тесно работали по нескольким эпизодам. Так вот, он обратился ко мне с очень интересным делом, которое официально вести нет никакой возможности. Месяц назад в аэропорту Парижа был задержан некий Фарук Халид, этнический сириец с французским паспортом. При нем было обнаружено вот это, – Лебедев нажал кнопку, и на экране появилось изображение.

– Яйцо Фаберже?

– Да, и не одно. Всего шесть штук. Пять из них – китайские сувениры, продающиеся на каждом углу, одно – подлинное.

– В чем же загвоздка? Подозреваемый у них, пусть крутят его…

– Загвоздка в том, что в мире существует около семидесяти яиц Фаберже, и все они находятся в музеях и коллекциях, история их происхождения известна. А это яйцо выполнено по заказу императорского дома Романовых и считается безвозвратно утерянным во время революции, наряду с еще восемью.

– Ну, такое тоже бывает. Были утеряны, нашлись.

– Все логично. Само изделие не украдено, потерпевших нет, этот Халид клянётся, что купил яйцо на блошином рынке. Но Поль берёт санкцию прокурора и едет на квартиру Халида с обыском. Квартира, кстати, в престижном первом округе Парижа. Роскошные апартаменты в триста квадратных метров. Там, среди прочего обнаруживает это, – он снова нажал на кнопку.

– Диадема.

– Это диадема Матильды Кшесинской, балерины императорского балета. Она была очень богата, члены императорской семьи и просто состоятельные господа на каждой премьере одаривали её драгоценностями. Летом семнадцатого она бежала из Петрограда. Ничего из её драгоценностей не найдено до сих пор. Экспертиза признала диадему подлинной. Далее вот это.

На экране появился самурайский меч.