Миша решил воспользоваться несчастьем и заполучить новый капитальный ремонт, в это время честно увиливая от работы. А Джамале осталось неприкаянно слоняться по офису и помогать тем из сотрудниц, кому особенно делать нечего.

С самого первого момента их знакомства Золотарев занял в ее душе обособленное место, то, в котором до этого негласно проживал образ отца. Соединившись в единое целое, этот образ и мальчишка-одноклассник возымели двойную силу воздействия на маленькую, а затем и на подрастающую девушку. Джамала боялась Мишку, ненавидела его за этот свой страх, но одновременно не могла сказать ему ни слова против. Впрочем, как и многие в их классе. Вряд ли у всех них образ Золотарева складывался с чем-то большим или тайным. Обычная ребячье-дворовая иерархия. В которую никак не вписывалась Кампински со своим Ленинградом. Ее Джамала ненавидела за свое безумное восхищение ею же. Оля олицетворяла собой все, о чем Джамала могла только мечтать – смелость, решительность, ум, своеобразное чувство юмора и врожденное чувство стиля. Ощущая рядом с ней себя в безопасности (относительно Золотарева), в младших классах Джамала копировала жесты и произношение ненавистного кумира, старалась учиться так же. Для этого приходилось много зубрить. В старших классах проблем добавили взбесившиеся гормоны, и теперь страх перед Золотаревым грозил обернуться в страсть.

В одиннадцатом классе Ольга стала совсем странной. Она скрывала причины внезапного разрыва отношений с Мишкой. Она иногда начинала дрожать, оставаясь наедине с Джамалой, и говорила, что мерзнет, хотя вовсе не было холодно. На выпускном они договорились станцевать вальс. Репетировали его у Ольги дома, а потом Оля провожала подругу, собирая недобрые взгляды соседа по улице. Мишка свистел им вслед, Оля зло плевала ему под ноги. Джамала немела от непонимания и беспричинного страха.

– После выпускного все изменится, – в последний вечер сказала ей Оля. – Как бы глупо это ни звучало, но мы станем считаться взрослыми. И им придется считаться с нами, – она ждала выпускного, как освобождения от тюрьмы, собиралась в свой Ленинград, в котором ее должна была ждать наследственная квартира.

– Я заберу тебя с собой, – пообещала, прощаясь с подругой у хлипкой калитки старого домика. – Если захочешь. Завтра ответишь мне на выпускном.

Впрочем, обе тогда уже знали ответ. Джамала тайком приготовила вещи (она уже решила непременно, несмотря ни на что, ехать с подругой).

В назначенный день мама помогла ей надеть красивое платье и уложить волосы, а потом шла позади, переживая, что дочь украдут по дороге в школьную столовую, где должно было состояться торжество (ибо в то время она уже нашла ей хорошего жениха, и у нее были свои планы на взрослую дочь). У столовой ее встретил Мишка – как всегда высокомерен и очарователен.

– Ты офигительна! – присвистнул он, поедая Джамалу глазами. Это символизировало потерю слов от восхищения неземной красотой, признание ее превосходства над всеми остальными смертными и просто наивысший бал из всех существующих.

Боясь оступиться, Джамала гордо продефилировала мимо. «Наконец-то она победила извечного врага, Мишка сражен ее красотой, повержен гордостью и неприступностью и вообще, теперь будет вечно где-то там, у слегка припыленной подошвы туфелек на высоченном каблуке».

– Подожди! – Мишка удержал ее, давая понять, что все-таки «он здесь мужик», огляделся по сторонам и взволновано, сбивчиво зашептал о том, как все эти годы она ему нравилась. Как он не знал, что делать, и доставал ее лишь для того, чтобы она обратила на него внимание. Как теперь он точно знает – «после выпускного им придется с нами считаться, и я смогу тебя представить своей маме, как мою девушку, а потом и как мою…. ну, ты понимаешь?» – он проникновенно смотрел ей в глаза, думая о том, что после никто не подкопается, ведь что она там себе "поняла", это лишь ее собственные фантазии.