– Значит, ты все-таки не из Городка? – говорит Рита, когда машина несет их обратно, неотвратимо приближает момент расставания, уже зарифмованный Ритой в свой собственный час расплаты за украденное удовольствие у… она теряется в определении, чего именно. Будь любой другой человек на месте Ольги, у Риты не было бы и намека на что-то подобное, но Кампински действовала на нее как удав на кролика, при этом сама-то понимает ли?

– Я родилась в Питере и прожила там до шести лет, – отвечает Ольга. – Моя мать отсюда. Здесь ее родители живут, здесь я училась в школе. Потом уехала. А ты?

Признаться, по некоторым обрывкам фраз Ольга уже составила определенную «карту» Ритиной жизни до. Теперь остается проверить.

– А я, наоборот, приехала после одиннадцатого. Рождалась и училась в Москве, – отвечает Золотарева. – Не считая политеха, его здесь заканчивала.

– Я там живу последние несколько. Год минус или плюс в опыт – был в Питере и просто между небом и землей.

– А Москва тебе нравится?

– Очень.

– Многие фыркают, живут там, работают и ненавидят.

– Я не такая.

Рита улыбается Ольге.

– А какая Москва тебе нравится больше?

Ольга улыбается Рите.

– А знаешь… всякая, от старых улочек до ультрасовременных высоток.

Заснеженный лес вдруг приобретает очертания милых Ритиному сердцу московских двориков, сквериков, одной ей известных «фишечек». Ольга словно видит их в Ритиной ауре, любуется исподволь ими и мечтательной соседкой. Ее улыбкой, блеском восхищенных глаз, смешным носиком, заколотыми второпях кучеряшками.

Почувствовав, Рита поворачивает голову, но Ольга глядит на дорогу.

«Мне показалось?» – Рита исподволь любуется новой странной знакомой. Ее образ в целом притягивает, завораживает внутренней энергией, чем-то невидимым и оттого, наверное, грандиозным. Черты ее лица правильные, как у античных богинь, при этом волосы вносят определенный хаос в человеко-перфекционизм.

– Если тебя еще не потеряли, заедем ко мне, скинем фотки сразу в комп? – предлагает Ольга, подъезжая к месту отправления. В глазах пляшут чертики, заманивая все дальше, глубже. – С меня кофе и поесть. Мне так очень хочется… кушать.

«…не отпускать тебя. Мне интересно с тобой, приятно», – слышит Рита в Ольгиных словах свой собственный смысл, верит в него, спорит с собой, что «и омут не так уж страшен, и его обитатели вполне себе симпатичны».

– Кать? – Рита узнает коллегу, ответившую на телефонный вызов студийного «городского». – Как у вас?.. Отстрелялись? … – жестом показывает Ольге ехать дальше, мимо студии. Кампински прибавляет скорость, машина пробегает мимо поворота. – Я еще задержусь здесь немного… – прощается с невидимой Катей Рита. – Хорошо, я потом посмотрю, отправь мне в локалке, ну или на «ц» скинь… Пока.

Впереди, чуть на отшибе от пятиэтажного квартала, высятся три двенадцатиэтажки серо-стального цвета, выбивающиеся по всем параметрам из всего Городочного пространства. Словно специально именно этого эффекта добивались.

– Ты в Шукшинских живешь? – риторически произносит Рита, когда машина въезжает на территорию крайнего дома. Здесь все еще так ново, что в некотором смысле режет глаз.

– Почему Шукшинские? – ожидая лифта (хотя обычно ходит пешком до своего третьего), Ольга удивленно выгибает бровь. Рита поднимает глаза. Странная дрожь снова мешает ей говорить, угрожая косноязычием и заиканием.

– Потому, как три тополя, – отрывисто поясняет меткий народный юмор. Ольга в это время как себя чувствует Риту. Ее волнение, неуверенность, возбуждение…

– Шутники, – с улыбкой предлагает войти в открывшиеся двери лифта.