— Из какой стали? — заходил я издалека. Вдруг он догадается, к чему я веду. — Какая это марка стали? Какой прокат?

— Трехсотый вроде. Обычный, — был ответ.

Но именно это меня и убивало.

— Обычный… А должен быть высокоуглеродистый. Металл уже ржавчиной покрывается. Тут нужна углеродистая сталь повышенной прочности. Куда вы дели деньги, которые вам давались на высокопрочную сталь? Куда?!

— На зарплаты, — ответил прораб. Но это было смешно. Прикрываться зарплатами людей — это мелко. — Что ж они хотят? Инфляция и все дела. Пришлось поднять немного сумму по контракту. Да и субподрядчики подняли. Словом, пришлось выкручиваться и брать, на что бабла хватало.

— Если вы говорите, что все пошло на зарплаты строителям, то мне придется их расстроить, Андрей Сергеевич. Потому что вашим людям придется многое переделывать. И мне плевать, где вы будете искать теперь деньги на оплату их дополнительного труда.

— Что он говорит? — опять меня не слышали строители в плотной толпе. — Из-за маски не слышно… Про зарплату говорят?

— Пускай снимет маску! Нифига не слышно ведь!

Я психанул и снял дурацкую маску. От напряжения было жарко, душно. У меня просто слов не хватало, чтобы описать весь этот кошмар. Мне и в голову не приходило, что тут такой бардак творится. Они тупо сливали бюджет. Отмывали деньги через подставные фирмы.

Но в ту минуту все внимание было приковано не к этому — не к факту крупной кражи средств инвесторов. Нет. Все почему-то обратили внимание на мое лицо. А именно, когда я снял с него ковидную маску.

— Что такое? — спросил я недоуменно. — Почему все так смотрят? Мне продолжать?

— Продолжай-продолжай, — ухмылялся прораб. И в конце добавил: — Принцесса.

Это было за гранью.

— Что-что? — процедил я сквозь зубы. — Как ты меня только что назвал?

Но остальные тоже посмеивались. Кто тихонько в руку. А кто открыто ржал, тыча в меня пальцем. Строители шушукались. И через одного строили губки уточкой. Словно это глупая шутка. Почему они все смеются и вытягивают губы, словно бьюти-блогерши в интернете?

— А архитектор-то красивый, — подметил кто-то из рабочих.

И я сразу вспомнил слова той девочки. Настены. Когда она говорила утром, что я "теперь очень красивый". Что бы это значило?

— Почему все хихикают? — повернулся я к прорабу и перешел на шепот. — У меня что-то с лицом?

— Ты в зеркало сегодня смотрел, Эдуард?

Он приглаживал усы и едва держался, чтобы не рассмеяться. Но то ли иерархия, то ли чувство вины и желание все загладить без шума — что-то из этого толкало прораба не смеяться и отнестись к моей проблеме с пониманием. Вот только к какой проблеме?

— Да. То есть, нет. Наверное. Как-то не до этого было. А что?

— Тебя дочурка чуток подрисовала, видимо.

Я достал из кармана смартфон. Включил фронтальную камеру. И ужаснулся собственному виду. Губы были жирно разрисованы малиновым фломастером. Причем широко — с захватом "прилегающих территорий". От подбородка до самого носа.

Настя. Ах ты солнышко мое ненаглядное. Какая же ты умница. Сделала меня таким красивым. А я этого не заметил. И Дина мне не сказала ничего об этом. И я как идиот показал все это огромному штату строителей. На объекте, где должен был всех приструнить и настрашить. А что теперь? Я перед ними выгляжу, как болван. Как кретин. Как идиот. Как будто клоун.

Не знал, на кого злиться. На них. На себя. На Настю. На Дину. Не знаю. Какая-то дурацкая ситуация вышла. Хотелось… Смеяться. Черт.

— Хах… — вырвался у меня нервный смешок. — Вот же чертовщина. Разрисовала мне лицо.