По его левую руку стоял персонаж не менее интересный. Предполагаю, что это был шаман племени. Ещё не старик, но уже скорее пожилой, чем зрелый мужчина. Смуглый, среднего роста, с чуть раскосыми прищуренными глазами, с чёрными волосами, убранными в длинный блестящий хвост, словно стекающий по спине, он будто бы сканировал каждого из нас с расстояния, оставаясь при этом невозмутимым и недоступным для взаимного контакта. Одет он был в какие-то неопределённые лохмотья, тёмные штаны и тёмный же балдахин синевато-зеленоватого оттенка, всё слепленное из асимметричных кусков тканей, шерсти, меха, кожи (рассматривая его наряд, я всё больше уверялся, что дикари используют натуральную кожу), перьев и будто бы даже кусков зеленоватого мха. Его ноги были босые, но покрытые таким слоем влажной грязи, что я не сразу это понял. В руках он держал деревянный посох, искусно украшенный орнаментами, какими-то значками, закорючками и множеством волнистых линий. Шаман вызвал во мне необъяснимое чувство неприязни, хотя и не казался физически опасным. Я уверен, что его мнение оказывало решающее влияние на дикарей и, в частности, на их героически выглядящего предводителя.

По правую руку от главаря стоял охранник, ну или воин, если использовать более древний термин. Он был очень темнокожий, но всё же не негроидной расы (видимо, истинных представителей чёрной элиты было мало и среди дикарей). Его лысый череп сверкал как клинок холодного оружия, высокие скулы, густые брови, тяжёлый подбородок, жилистая шея, широченные плечи – я не был уверен, что смог бы противостоять его нападению, даже будучи вооружённым шокером или чем посерьёзнее. Мощная грудь вздымалась, а ноздри широко раздувались при каждом вдохе, но всё же мне было понятно, что пока он настроен скорее нейтрально, чем агрессивно. Его торс едва прикрывал кожаный жилет, на ногах были узкие тёмные штаны длиной чуть ниже колена. Он тоже был бос, но это смотрелось гармонично, будто он собрался выступать на спортивном состязании. Вся его поза, широко расставленные ноги, лёгкое напряжение мышц напоминали какую-то боевую стойку. Я не заметил у него никакого оружия, но, думаю, оно ему и не требовалось для того, чтобы быть машиной смерти. От правого плеча под жилетку уходил рваный шрам, общую площадь и глубину которого мне было страшно представить.

Не могу сказать, что женщины племени выглядели скромнее. Позади справа стояла древняя старуха, на первый взгляд, такая дряхлая и задеревеневшая, что я вообще не понимал, как она могла ещё передвигаться, тем более сквозь дремучие леса. Она напомнила мне древнюю птицу грифа: лохматая седая голова на тонкой шее, неприязненно вытягивающаяся вперёд, с носом-клювом, нависающим над почти исчезнувшими от старости губами, мелкие слезящиеся красноватые глаза. При этом старуха явно принарядилась для встречи – её длинное, до земли, платье было простого свободного кроя, но сшитое из множества ярких лент и всё украшенное круглыми и ромбическими кусочками зеркального материала. В её одеянии преобладали оранжевый, жёлтый, красный цвета. Вместе с отражающими солнечный свет зеркальцами наряд будто был живым пламенем. На голове она несла занимательный убор, с высоким ромбическим фронтом, украшенным геометрическими узорами по контуру и по сторонам. Босые ноги и руки были увешаны десятками, если не сотнями тонких браслетов из красноватого металла, возможно, меди. Несмотря на в целом непривлекательную внешность, шаманка располагала к себе. В ней чувствовалась такая древняя мудрость, которая не принимает ничьих корыстных сторон, а действует в точности так, как необходимо для достижения великих целей всего человечества. Осталось убедить её, что наши цели действительно великие.