В глубине души Всеслав был язычником, что не мешало ему строить церкви. Но он прекрасно знал природу своей силы и не мог отвернуться от неё. Её источник выходил за пределы всех эгрегоров, известных человечеству. Оставаясь непознаваемым, он, тем не менее, открывался некоторому числу избранных, которых считал достойными. Амальрик не знал, была ли то та же Сила, что дала ему некромантические способности, либо какая-то другая. Но он надеялся на понимание – простое человеческое понимание со стороны Всеслава, ведь и великий князь когда-то сам был отцом. Амори вновь рискнул своей жизнью, властью и разумом ради Балдуина.


***


Дух покойного князя долго не выходил на связь, хотя, по идее, должен был неосязаемо присутствовать на капище. Но Всеслав умер от старости, в своей постели, поэтому ему не за чем было носиться в Межмирье в поисках некроманта, способного его упокоить. Он и так был упокоен. Но его чародейские силы остались в мире живых. Благодаря этому он мог, вернувшись по зову медиума, использовать их. Они были заключены в том месте, где он принял обряд посвящения – на капище, в дубовой роще близ Полоцка.

О том, что дух пришёл после настойчивого ментального зова, свидетельствовала природа вокруг. По земле заструился ветер, пригибая травы, при этом деревья стояли, не тронутые его дуновением, словно каменные изваяния посреди увядающей осени. Воздух внезапно стал морозным. У короля пошёл пар изо рта, а лицо начало мёрзнуть. Он переступал с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам, и на всякий случай, держа меч наготове.

Свинцовые тучи сгустились над капищем. Нарастала тревога. Но в какой-то миг жёлтый луч солнца прорезался сквозь плотные облака. Он упал вначале на бесстрастное лицо идола, и затем, задержавшись на нём ненадолго, перескочил на лик другого. Так он обошёл по кругу все двенадцать фигур, после чего блеснул на лезвии меча Амальрика и исчез. Этот жест давал понять, что короля услышали. В изумлении он вглядывался в деревянные статуи, пытаясь заметить в них проблески чужого присутствия, но они оставались безмолвны. И тогда Амори разомкнул стиснутые дрожью уста.

«Всеслав! – воскликнул он на своём языке, потому как не мог знать старославянского. – Прошу, ответь мне! Ты – моя последняя надежда!»

Внезапно поднялся вихрь такой силы, что свалил с ног отважного короля франков. Он упал наземь и в защитном жесте выставил руки вперёд. Его меч по-прежнему был обнажён. То, что он отразил на своём лезвии, то невидимое человеческому глазу в привычных условиях, навсегда отпечаталось на сетчатке несмываемым кошмаром. После смерти великий князь выглядел… весьма необычно, либо хотел, чтобы его видели таковым. В отражении Амори увидел громадного чёрного волка с ярко-красными пылающими глазами. Они были наполнены такой невероятной ненавистью, что в тот момент король отчётливо понял, что здесь, на этих чуждых землях, ему вряд ли помогут. Животное раскрыло свою огромную пасть с длинными железными клыками и издало душераздирающий рёв. Он прошил тело насквозь, будто раскроил сердце надвое. Король выронил свой меч от леденящего ужаса.

«Это значит – нет? Ответь мне!»

Но мятежный дух не думал идти на контакт. Не все духи мягкие и пушистые. Всеславу, очевидно, не понравилось, что его потревожили, кем бы ни был нарушитель его спокойствия. Может, кто-то скажет, что всё это Амори привиделось. Что не было никакого инфернального волка, а может, и был, только нормальный, отражение которого король увидел на лезвии меча, но стресс и психологическое напряжение «дорисовали» несуществующие детали. Плюс атмосфера древнего капища не располагала к душевному спокойствию. Так Амори ушёл ни с чем, хотя умолял мёртвого чародея помочь ему, долго объяснял ситуацию, стоял на коленях. Не мог ли колдун или просто не захотел ему помочь – этот вопрос, вероятно, останется без ответа. После смерти Амори с ним не встречался. Говорить им было не о чем, ведь Всеслав намеренно или нет, погасил последнюю надежду в его сердце.