— И еще, — добавил Курид, — чем лучше вы будете скрывать свои любовные интересы, тем больше вероятность, что вас с вашим партнером не разлучат. Надзиратели не любят, когда арестанты заводят отношения, они считают, что это снижает продуктивность и расшатывает дисциплину. Мой вам совет: не заводите здесь никаких отношений. Воспринимайте пребывание на Хессе как командировку.

— Э-э-э, — подал голос все тот же нахал, — в командировках-то обычно и случаются интрижки!

Арестанты рассмеялись; осмелевшие новички стали поддразнивать Курида. И Курид, и Марла под обстрелом пошлостей и насмешек держались с похвальной невозмутимостью: они продолжили объяснять, как вести себя, как держаться с надзирателями, как важно быть внимательными на ежемесячных тестах и что от качества работы будет зависеть очень многое.

Некоторые новенькие совсем распоясались и развеселились, но большинство сидели тихо и были погружены в собственные мысли. Женщины – кроме меня прибыли сегодня еще две – настороженно косились по сторонам.

Выделялись среди арестантов двое центавриан. С «центами», так их называют в Союзе, я раньше дела не имела, но знаю, что их раса славится циничным прагматизмом и неистребимой жаждой власти. Но стоит отдать им должное: именно центавриане двигают технический прогресс. Все расы людей, включая лирианцев, следуют за центами.

— Завтра, — объявила Марла, перекрикивая гомон, — начнется ваша новая жизнь и откроется ваш личный счет, ведь каждый из нас должен отдать долги обществу. Чем продуктивнее вы будете работать, тем быстрее покинете Хесс!

— Ты закончила? — выкрикнул нахал, назвавший Марлу красоткой. — Давай уже развлечемся!

Свои слова он сопроводил откровенной жестикуляцией. Я была уверена, что кто-то из мужчин в зале отреагирует на оскорбление женщины, но я ошиблась: половина из них были отрешены от происходящего, а другая половина не видели в поведении похабника ничего предосудительного.

— Спокойнее, товарищи, спокойнее, — проговорил Курид миролюбиво.

— Успокоимся, когда упокоимся! — ответили ему.

Марла прошла к выходу и, к моему удивлению, сделала похабнику знак рукой: идем. Под улюлюканье новых приятелей он встал со своего места и, гордясь собой, пошел с ней.

Я тоже решила уйти; за мной последовали и другие дамы; одна, молоденькая, испуганно попросила довести ее до спальни.

— Конечно, — сказала я и улыбнулась девушке.

Мы вышли из зала и пошли к лестнице, у которой Марла уже вела разговор с настойчивым кавалером.

— Эй, рыжая, стой!

Я не остановилась.

— Стой, говорю!

Субъект, чьи мускулы явно развиты лучше, чем мозги, догнал нас, преградил дорогу и, нависнув, начал ухаживание:

— Обожаю рыжих, мой типаж. Замутим?

— Нет, — отрезала я.

— Чего так? Ты милашка, а в зале вон сколько мужланов. Кто за тебя заступится, если что?

— Отойдите, пожалуйста, — пискнула девушка, которая попросила меня проводить ее.

— И до тебя очередь дойдет, — улыбнулся шире герой-любовник.

Я поглядела ему за спину – коридор пуст. А ведь, по словам Птички, которая встретила меня сегодня, арестантов в нерабочее время здесь всегда много, и здание гудит, как улей… Неспроста все это. Вряд ли невозмутимость Марлы и Курида вызвана равнодушием.

В зале послышались звуки борьбы и треск дерева: вот и первая драка подоспела.

Я задрала голову, но не увидела в коридоре глазков камер; здесь не может не быть камер, значит, они спрятаны. Охрана наблюдает за нами, но не вмешивается. Почему?

Взглянув в лицо мужчинки, я искренне ему посоветовала:

— Идите лучше спать.

— Пойдешь со мной?