Вечером я планировала разузнать у Птички, знает ли она о красивой апранке, работающей на мусорке, но усталость после дня без медитаций оказалась сильнее моего желания разобраться в ситуации. Да еще и психолог после ужина невыносимо нудно расписывал, что любое преступление может быть прощено, если совершивший его раскается. Слушая эти скучнейшие нравоучения, я еще сильнее захотела спать.

На следующий день я продолжила наблюдать за апранкой. К ней приставали не только арестанты, к ней цеплялись и охранники. Надзиратель, контролирующий, как мы работаем и как себя ведем, и тот позволил себе ущипнуть ее за подбородок, когда она подошла к нему спросить о чем-то.

И ладно приставания: можно понять, когда красотке не дают прохода. Но девушку выделяли всеми способами, и это было похоже на травлю. Ей не дали сесть на скамье, когда пришло время обеда, а когда она пошла к столу за бутылкой воды, какой-то прыщавый парень обогнал ее, забрал две оставшиеся бутылки и ушел, демонстративно отпив из каждой. С ней не разговаривали, а некоторые даже плевали ей под ноги, когда она оказывалась рядом.

В чем она провинилась? И провинилась ли?

— Время! — рявкнул надзиратель, ни имени, ни прозвища которого я пока не знаю. — Если не подойдете к кару ровно в полчаса, останетесь без ужина и концентрат жрать будете! А ну скорее!

Я ускорилась; кажется, не успею. В самом конце смены мне захотелось в туалет, и я потратила драгоценное время, чтобы добежать до него и вернуться. Я опоздала, но надзиратель все равно пропустил меня в кар.

А вот апранку не впустил, хотя мы подошли одновременно.

— Опоздала! — злобно рявкнул он. — За тобой кар вернется через полчаса! Учись дисциплине, насекомое!

Я спрыгнула с подножки кара на землю и встала рядом с наказанной.

Лицо надзирателя вытянулось.

— Это еще что? — возмутился он.

— За опоздавшими кар вернется через полчаса, — спокойно ответила я. — Это ваши слова.

— Да, это мои слова! Ты-то чего тут раскорячилась? Запрыгивай в кар!

— Я тоже опоздала, товарищ надзиратель, так что останусь здесь и приму наказание.

Скрипнув зубами, он зашел в кар и занял в нем свое место – не хочется ужин пропускать! Как только надзиратель уселся, кар тронулся с места, и с нами остались два человека охраны.

— И что это значит? — спросила апранка, сложив руки на груди.

— Хотела поговорить с тобой без свидетелей. — Оглянувшись на охрану, я добавила: — Почти без свидетелей.

— Да, я заметила, что ты весь день на меня пялишься, — хмыкнула девушка. — Влюбилась?

— Ответь на пару вопросов, и я отстану, обещаю. Почему ты попала на мусорку и почему к тебе так плохо относятся? Старший надзиратель поспособствовал?

— Нет, Марла.

— Марла?

— Любовница старшего надзирателя. Она испугалась, что я могу его увести, и засунула меня сюда, потому что он на мусорку носа не кажет, да еще и слухи распустила, что я проституцией зарабатывала. Вот мне покоя и не дают… — Апранка посмотрела в мое лицо и, обнаружив на нем смятенное выражение, протянула: — Ах, бедная крошка! Ты, наверное, в ужасе от здешних порядков.

— Да нет, о здешних порядках мне известно. В твоем рассказе неувязка. Если Марла – любовница Хальда, то зачем она уговаривала меня спать с ним?

Апранка впервые заинтересованно на меня посмотрела.

— Она уговаривала тебя с ним спать?

— Да. Более того, я здесь из-за того, что не согласилась.

— А почему ты не согласилась?

— Категорически не переношу блондинов и надзирателей, а блондинов-надзирателей особенно, — ответила я.

Моя собеседница улыбнулась и сказала: