Визжа от первобытного восторга, степняк неистово рубил кривой широкой саблей; крепкий конек под ним хрипел, кусался, напирал. Кобыла, сраженная вражьей стрелой, пала в самом начале, меч давно выбили из рук.

«Вот она, смерть», – промелькнуло.

Садовский упал. Степняк, не переставая визжать, легко спрыгнул с конька, замахнулся. В руках уже не сабля, а длинная колючая веревка. Он быстро и ловко опутал Садовского, свободный конец веревки намотал на руку. Потом с лютым хохотом помочился, старательно метя в лицо, и вскочил на конька. Снова выхватил саблю и, дико взвизгнув, до крови кольнул его в задницу. Необоримая сила сдавила, размазала, а останки поволокла по острым камням.

Но он еще жил, когда привязывали к иззубренному, в бурой корке, столбу, видел, как сбегается кровожадно толпа. Уродливые степные женщины швыряли в него палки, царапались и плевались, а из шатров выходили свирепые воины, и каждый держал короткий, сильно изогнутый лук. Первая же стрела ударила в грудь.

Его пронзила непереносимая боль, она трескуче разорвала потемневший мир, как кусок плотного черного ватмана, Садовский закричал и… проснулся от собственного крика и жуткой, раскаленной боли в груди!

«Сердце, – сразу понял он. – Третий инфаркт».

Боль не давала думать, действовать, спасаться. Она выпустила жгучие щупальца по всему телу, обвила, сжала легкие.

Таблетку!

Руки не слушаются, они словно полые резиновые трубки, безвольно мягкие, непослушные.

Быстрее! Быстрее!

Сперва дотянуться до брюк, висящих на спинке стула.

Какая страшная боль!

Садовский судорожно хватал ртом сгустившийся воздух, всеми силами пытаясь удержаться в сознании.

Короткая огненная судорога, неловкое движение, и брюки упали на пол.

За что так?!

Садовский отчаянно барахтался на липких простынях, пытаясь перекатиться через край кровати. Его начало рвать.

Где эти чертовы брюки? В их кармане – спасение.

Неимоверным усилием Садовский смог опрокинуть себя с кровати.

В какую сторону ползти? Ничего не видно!

Часто пульсирующая боль выпускала быстрые, жгучие метастазы, еще миг и…

Кажется, нашел стул. Брюки должны быть где-то рядом… Только бы таблетка не выкатилась.

Вот они. Теперь найти карман.

Сколько карманов? Три?

Господи, какая же боль!

Попасть онемевшими пальцами в карман невозможно. Есть в нем таблетка или он ее не чувствует?

Где другой карман?

Вторая попытка.

Нашел!

Борясь с тошнотой, Садовский принялся судорожно сглатывать. Невероятным усилием ему удалось протолкнуть застрявший в горле тугой шершавый комок. Теперь захватить, удержать, поднести ко рту таблетку в осколке пластиковой аптечной упаковки.

Разгрызть скользкий пластик, что как раковина, оберегающая бесценного моллюска.

Разгрызть, чтобы почувствовать сладость нежнейшего деликатеса!

Садовский из последних сил двигал челюстями, но таблетка выскальзывала, он подталкивал ее языком, но она снова вывертывалась, пряталась где-то во рту. Он все толкал ее чужим, непослушным языком и вдруг почувствовал, как проклятая горошина проваливается в горло.

Почему так?!

Задыхаясь, он схватился за горло. Сознание стремительно его покидало. Пальцы нащупали широкий кулон, который он не снимал с шеи уже много лет. Он надел его еще до первого инфаркта, но никогда не пользовался. В последний миг жизни Садовский сунул его в рот и сдавил челюсти.

«Это легче, чем…»

Он умер, не успев додумать.

Сигнал!

Представитель Казахстанского отделения Центра Крионирования Рахат Селикбаев в великом изумлении поднял взгляд. Он прозябал на своей скромной должности уже полтора месяца, и вопросы карьеры беспокоили все больше. Рахат был молод и нетерпелив, и ему казалось, он чахнет на своем посту уже много лет и скоро состарится, одинокий и желчный. Он кликнул на паузу и достал телефон.