Всякий раз, слыша имя герцогини де Модрибур, Адемар начинал часто креститься. В конце концов старший матрос Ванно спрятал его за спины матросов с «Голдсборо». Лучше было не привлекать внимания к нему и его новой форме, поскольку существовала опасность, что в Новой Франции его обвинят в дезертирстве.

Словно для того, чтобы упокоить дух герцогини, губернатор представил графу и графине иезуитов. Зная, что отца д’Оржеваля среди них нет, Анжелика встретила их без боязни и даже почувствовала легкое разочарование. Этот иезуит, их враг, которого они никогда не видели и который всякий раз исчезал, перед тем как они должны были столкнуться, оставался грозным противником. Было бы хорошо наконец все же скрестить с ним шпаги и посмотреть в «эти голубые глаза, твердые, как сапфир», о которых говорила Амбруазина.

Без него иезуиты, державшиеся с холодной любезностью, были неопасны.

Их было около дюжины.

Главный среди них, преподобный отец Мобеж, показался Анжелике особой весьма загадочной. Толковали, что он провел много лет в Китае среди ученых, которые основали пекинскую обсерваторию. Было ли это следствием его репутации, Анжелика не знала, но в этом священнике из Пикардии ей почудилось какое-то сходство с азиатами, среди которых он так долго жил.

Ему было приблизительно лет шестьдесят, может быть, больше, он был среднего роста, почти лысый, с лицом гладким, как слоновая кость. Он почти не жестикулировал, но его лицо, обыкновенно бесстрастное, порой оживлялось, когда он шутил. Он носил короткую остроконечную бородку, которая уже начинала седеть. Отец Мобеж обменялся несколькими словами приветствия с графом де Пейраком. Его восточная учтивость и манера, говоря, кивать довершали впечатление, что ты имеешь дело с китайским мандарином, человеком иной расы, совершенно непохожим на шумных, непоседливых французов, которые вовсю веселились вокруг.

Его раскосые глаза окинули Анжелику беглым косым взглядом, и у нее возникло чувство, будто ее внимательно изучает представитель какого-то иного мира, таинственного и недоступного. Однако страха она не ощутила.

– Мы не забыли, что обязаны вам жизнью одного из наших братьев, сударыня, – спокойным монотонным голосом сказал он.

Анжелика удивилась, и он повернулся к другому иезуиту, стоявшему рядом с ним, крепкому и коренастому, с густой черной бородой, в котором она узнала отца Массера. Он добродушно улыбался.

– Это вы, отец мой? Как я рада снова вас видеть! Извините, что я вас не сразу узнала…

– Это я должен просить у вас прощения. Я таращил глаза и не узнавал в этом великолепном видении нашу добрую хозяйку Вапассу, благодаря которой мы не погибли, превратившись в ледяные статуи в вечер Богоявления. Я слишком поздно подошел, чтобы приветствовать вас.

И они принялись вспоминать ту ужасную зиму, во время которой отец Массера помогал ей ухаживать за больными.

В эту минуту на сцену вышли «королевские дочери», сопровождаемые Иоландой и Шерубеном, и компания трапперов, которых матросы Пейрака спасли с «Иоанна Крестителя», севшего на мель в устье реки Сен-Шарль.

Анжелика издалека увидела, как девушки любезничают с обходительными канадцами, с которыми они познакомились, и как те угощают их, стараясь ободрить и развеселить.

Они были в Квебеке! И теперь настал момент решать многочисленные мелкие проблемы, которые были весьма непросты.

Например, что делать с несчастным Эли Кемптоном, англичанином из Коннектикута, которого капитан «Иоанна Крестителя» похитил в заливе Святого Лаврентия? Пока что его нельзя было показывать, чтобы его не посадили в тюрьму как врага французов и не продали в рабство индейцам или какой-нибудь богобоязненной французской семье, поручив ей убедить его перейти в католичество.