Сам видишь, какую я оказываю им честь, так что пусть твои тревоги улягутся. Прием, который они получат в стенах нашего города, успокоит твое сердце. Твои друзья – это мои друзья, и те, кого ты почтил своим доверием, я также сочту достойными сидеть рядом со мною под знаменем короля Франции и пировать после того, как мы выкурим трубку мира. Я, как и ты, считаю, что сегодня поистине великий день.

Довольный своей речью, Пиксарет повернулся к собравшимся и начал торжественный монолог. Анжелика поняла, что он перечисляет все ее подвиги, важнейшими из которых он почитал умение повелевать духами и наложением рук воскрешать тех, кто находится на пороге смерти.

По счастью, его проповедь длилась недолго, и Анжелика надеялась, что ее слушали не слишком внимательно.

Затем Пиксарет повелительным жестом указал на свою пленницу и попросил толпу поприветствовать ее.

Собравшиеся разразились приветственными криками, и гвалт, к которому на сей раз присоединились и индейцы, сделался таким громогласным, что никто не услышал звуков флейт и барабанов, что приближались со стороны реки.

Внезапно на улице, выходящей на площадь, показалась шеренга музыкантов, бьющих в украшенные лентами барабаны, за ними шли вооруженные люди с пиками, в сверкающих на солнце кирасах и шлемах из вороненой стали.

Это был Жоффрей де Пейрак со своим войском.

Анжелика должна была с бьющимся сердцем признать, что двойные шеренги барабанщиков и флейтистов, смело идущих вперед, в своих ослепительно-белых костюмах с отделанными золотой бахромой кушаками, в голубых, украшенных золотыми кисточками шапках, и, играя все громче, слаженно расходящихся, чтобы образовать единый ряд, производили удивительное впечатление мощи и красоты.

Еще более впечатляющими были испанцы, составлявшие охрану графа де Пейрака, в вороненых кирасах и шлемах, с пиками в руках. Их капитан дон Альварес, с его надменным суровым лицом, был сейчас похож на идальго, входящего во фламандский город.

Над войском графа развевались знамена и орифламмы с родовыми гербами капитанов всех его пяти кораблей, и впереди – флаг с графским гербом, который реял над Голдсборо и над его фортами в Мэне, – серебряным щитом на голубом поле.

– Ну и ну! – воскликнул кто-то из собравшихся. – Когда он плавал по Средиземному морю, его серебряный щит был изображен на другом поле – на красном.

Анжелика быстро обернулась, стараясь высмотреть среди этих обращенных к матросам и испанцам лиц того, кто насмешливым и беззаботным тоном бросил эти слова.

Стало быть, в этой толпе французов находится некто, кто знает, что граф де Пейрак – это не кто иной, как Рескатор, плававший когда-то по Средиземному морю.

Однако она не увидела в толпе ни одного знакомого лица. Да что за беда! Грозит ли Жоффрею опасность? Что ж, надо ожидать такого рода встреч. Если хочешь проникнуть в этот узкий круг, правящий Новой Францией и тесно связанный с королевским двором, нужно быть готовым к появлению призраков из прошлого.

Боится ли она их?

Она не успела испугаться, ибо испанцы тоже выстроились в две шеренги лицом друг к другу и, подняв свои пики, скрестили их, образовав своего рода почетный коридор. И все увидели, как по этому коридору идет граф Жоффрей де Пейрак де Моран д’Ирристрю.

По толпе пробежал ропот. В нем слышались страх, некоторая враждебность, но также и удивление.

Ибо граф шел, держа за руку Онорину.

Противоречивое очарование этого высокого властного человека с лицом, изрезанным шрамами и отмеченным печатью многих жестоких битв, словно бы смягчалось присутствием ребенка.