Анжелика бросилась к туалетному столику и, разглядев в зеркале следы слез на щеках, слегка припудрила лицо.

Она распустила собранную в узел тяжелую косу, взяла инкрустированную золотом черепаховую щетку – тоже подарок Жоффрея – и торопливо привела волосы в порядок. Ей хотелось, чтобы он увидел ее прекрасной, а не затравленной и напряженной, какой она была все последние дни.

Котенок ни разу не шелохнулся с тех пор, как она устроила его на одеяле. Он свернулся клубком и пребывал в счастливом блаженстве, какого прежде не знал. Неподвижный, кроткий, терпеливый, почти бестелесный, он был настолько крошечным и болезненно хрупким, что казалось, он не жилец на этом свете. Но стоило Анжелике заговорить с ним, он громко замурлыкал, стремясь выразить свою благодарность и довольство.

Какая удача ему выпала: после долгих скитаний он встретил кого-то, кто стал его небом, горизонтом, надеждой. Бедный зверек доверился подобравшему его из жалости человеческому существу и знал, что его не обманут.

– Я ухожу, – сообщила ему Анжелика. – Будь умницей. Я вернусь…

Она бросила последний взгляд на постель. Герцогиня, по-прежнему вытянувшись, лежала под простынями. Стоя со щеткой в руке, Анжелика вновь попыталась оживить смутное воспоминание.

– Почему вы так на меня смотрите? Во мне есть что-то, что вас беспокоит? – не открывая глаз, спросила больная.

– Простите, сударыня… Ничего особенного; вероятно, мое внимание привлекла поза, в которой вы спите. Не воспитывались ли вы с раннего детства в монастыре?.. Помнится, когда я сама была пансионеркой, нам запрещали спать иначе, как вытянувшись на спине и положив руки на одеяло… Даже зимой. Стоит ли говорить, что я никогда так не делала. Я была очень непослушной.

– Вы угадали, – улыбнулась госпожа де Модрибур. – Я всю юность провела в монастыре и должна признаться, и сегодня не могла бы спать в иной позе, нежели та, за которую вы меня укоряете.

– Это вовсе не укор! А где вы жили?

– У урсулинок в Пуатье.

– А, в монастыре на улице Монте.

– В Пуатье нет других урсулинок, только на улице Монте.

– Но я тоже там воспитывалась! – воскликнула Анжелика. – Какое совпадение! Значит, вы из Пуату?

– Я родилась в Мальне. Возле Мерванского леса. На краю долины Жано. Знаете, там еще течет Руэ, – внезапно оживившись, сказала герцогиня де Модрибур. – Наш замок стоял на опушке леса! Огромные каштаны. Одним только запахом упавших каштанов и желудей можно было насытиться. По осени я, кажется, могла часами бродить, слушая, как они трещат у меня под ногами.

Ее глаза блестели, щеки зарумянились.

– На противоположном берегу Руэ стоит замок Машкуль, – сказала Анжелика.

– Да, – подтвердила ее собеседница. И, понизив голос, прошептала: – Жиль де Рэ?

– Проклятый.

– Слуга дьявола.

– Тот, кто убивал маленьких мальчиков, чтобы получить у Сатаны философский камень!

– И который за свои преступления был повешен в Нанте.

– Он самый, Жиль де Рэ!

И они обе расхохотались, будто вспомнили общего знакомого.

Анжелика присела у постели герцогини.

– Выходит, мы из одной провинции. Я родилась в Сансе, возле Монтелу, вверх от Марэ.

– Поверьте, я просто счастлива. Но, прошу вас, вернитесь к своей прическе, – проговорила Амбруазина, взяв в руки щетку, брошенную Анжеликой на кровать. – Прошу вас, продолжайте. Какие у вас необыкновенные волосы. Как у феи.

– В Пуату, когда я была ребенком, местным нравилось называть меня феей.

– Держу пари, они подозревали, что в полнолуние вы ходите в лес плясать вокруг друидских камней.

– Верно. Как вы догадались?