На сей раз Амбруазина де Модрибур посмотрела на нее с неподдельным ужасом. Ее лицо стало белым как мел.
– Что вы имеете в виду? – пробормотала она.
Анжелика вооружилась терпением.
– Он говорил с вами о том, что кое-кто из ваших девушек планирует обосноваться здесь, связав себя узами католического брака с несколькими нашими поселенцами, не так ли?
– А, так вот о чем речь? – бесстрастным голосом произнесла Амбруазина. – Простите, я поняла… я превратно поняла его…
Она провела рукой по лбу, потом прижала ее к груди, словно бы для того, чтобы посчитать удары своего сердца. После чего сложила ладони, прикрыла глаза и пробормотала молитву.
Когда герцогиня вновь взглянула на Анжелику, к ней уже вернулось самообладание, теперь голос ее звучал уверенно:
– Несколько моих девушек действительно признались мне в чувствах, которые внушили им мужчины, самоотверженно спасшие их во время кораблекрушения. Я не придала этому значения. Что за блажь? Дать жизнь своему потомству в поселении еретиков?
– Среди нас… много католиков…
Герцогиня не дала ей договорить:
– Католиков, согласных жить рядом с отъявленными гугенотами и даже объединившихся с ними? Для меня это либо чересчур вялые католики, либо потенциальные еретики. Я не могу доверить души моих девушек подобным личностям.
Анжелике вспомнилось замечание Вильдавре, сказавшего ей: «Это неосуществимо». Губернатор был не столь глуп и ничтожен, каким хотел казаться. Отказ герцогини лишний раз доказывал, что людей разделяют мистические барьеры, именем Бога обрекающие их на нескончаемые конфликты и войны, что нисколько не способствует движению народов к более плодотворному и менее варварскому существованию. Неужто еще не пришло время примирения? И все же Анжелика попыталась воззвать к разуму и мудрости посланницы короля:
– Но ведь все страны, включая Францию, являют нам сегодня подобную картину. Католики и протестанты живут бок о бок в одних границах и по-настоящему объединяются ради процветания страны.
– Прискорбное зрелище пагубной сделки с совестью. Когда я думаю об этом, мне кажется, я вижу, как Господь Бог истекает кровью на кресте, и это ввергает меня в невыносимую скорбь. Ведь Он умер, чтобы Его слово было вечно и чтобы его не искажали!.. А нынче ересь повсюду!.. Неужели вы от этого не страдаете? – Герцогиня с непонимающим видом воззрилась на Анжелику.
Анжелика сменила тему:
– Не следует непрерывно обсуждать проблемы, которые люди, гораздо более значительные, чем мы, уже со всей ответственностью взялись уладить. Например, разве во Франции король Генрих Четвертый не постановил раз и навсегда, что протестанты и католики равны перед государством? Он утвердил свое решение Нантским эдиктом, и дела государства от этого пошли только лучше.
– Вы, милочка, разумеется, не в курсе, – с улыбкой заметила герцогиня, – сейчас как раз подумывают о том, чтобы король аннулировал Нантский эдикт.
Анжелика испытала настоящий шок.
– Но это невозможно! – воскликнула она. – Король не может аннулировать соглашение, торжественно принятое его предком перед всеми французами и во имя своих будущих наследников. За всю историю человечества не случалось подобного бесчестья!..
Ей уже виделась грозящая Франции внутренняя катастрофа. Если Нантский эдикт будет аннулирован, французские гугеноты утратят все гражданские права и свободы. Они не смогут заключать законные браки, их дети будут считаться незаконнорожденными, их подписи – недействительными… У них не останется иного выхода, кроме как обратиться в католицизм или бежать из страны…