Анжелика сделала над собой усилие, чтобы философски принять известие об этом ужасном происшествии и его удачном завершении. Она понимала, что для кальвинистов, живущих в изоляции по своим собственным законам, несчастная Жени, оказавшись в мире индейцев, действительно перешла в мир иной.

Бедный маленький Шарль-Анри, которому она захотела дать имя своего сына, убитого солдатами короля! Неужели она принесла ему несчастье?

– Вернемся в дом, – предложила Абигель. – Вы расстроены. Я не хотела вас огорчать. В здешних местах следует стараться не слишком задумываться, не слишком размышлять об окружающих нас опасностях, о смертях и ошибках, которых нам не удалось избежать, иначе опустятся руки. Необходимо собрать все силы, чтобы идти вперед к своей цели, ради жизни, ради лучшего будущего…

– Да, вы правы.

Пристроившись на краешке стола, два маленьких мальчика играли в триктрак.

Поглощенные игрой, они низко склонились над доской, и жесткие светлые каштановые волосы скрывали их лица. Старый негр с похожей на паклю седой шевелюрой внимательно следил за партией. Он тоже склонился к столу, положив подбородок на темные руки с лиловыми ногтями.

Эту сцену мягко освещало пламя свечи в оловянном подсвечнике, оно зажигало искорки в золотых кольцах, висевших в ушах старика, плясало на его скулах, крыльях эбенового носа и белой эмали глаз.

При появлении Анжелики и Абигель картина тотчас оживилась. Мальчишки вскочили на ноги и бросились Анжелике на шею. Чернокожий старик тоже поспешил навстречу молодым женщинам, чтобы приветствовать их на почти безупречном французском, со свойственным африканцам едва различимым мягким и чуть сюсюкающим акцентом. Это был Сирики, слуга Маниго. Они заметили его, больного, среди доставленных в Ла-Рошель рабов и взяли себе в давние времена, когда Маниго, помимо прочих многочисленных коммерческих операций, занимался и торговлей «черным деревом». Нынче вечером Сирики был одет все в ту же прекрасную, хотя и сильно поношенную и залатанную, малиновую ливрею с золотым галуном, которой всегда так гордился. Анжелика вспомнила, как он с криком «Хозяин! Хозяин, возьми меня с собой…» вихрем мчался по ландам за бегущими гугенотами.

А вслед скакали драгуны короля[5]. Страшная картина! Но сегодня все они, целые и невредимые, собрались в этом бедном жилище в Америке.

Сирики с гордостью поспешил представить Анжелике своего питомца, светловолосого Жереми Маниго, которого нянчил с младенчества.

– Не правда ли, сударыня, он очень подрос. Почти мужчина, а ведь ему еще нет одиннадцати.

И верно, у Жереми щеки были круглые, глаза голубые, а волосы совсем светлые!

Его партнер по триктраку Лорье Берн казался рядом с ним более щуплым, хотя тоже окреп.

– Кто выигрывает? – поинтересовалась Анжелика.

– Он. – Жереми со злостью указал на Лорье. – Он всегда выигрывает.

Лорье заважничал и показал ему кукиш. Жереми надулся. Этот последыш, единственный сын, появившийся в семье богатого ла-рошельского горожанина Маниго, где рождались только девочки, был избалован своими родными. Однажды по дороге в школу он имел неосторожность остановиться, чтобы поглазеть на католическую процессию, и был похищен приверженцами иезуитов. Это чудовищное происшествие способствовало решению Маниго покинуть страну. После многотрудных хлопот по розыску сына, в которых Анжелика помогала семейству, богатому ла-рошельскому купцу удалось вернуть своего ребенка, но он осознал, какая опасность отныне нависла над всеми протестантами Франции, каково бы ни было их положение и состояние.