– Лето и правда короткое. Прежде всего нам придется навести порядок во Французском заливе, однако… Кстати, об Онорине… Представляете, как она будет хороша на охоте в этом дворянском камзоле?

– Так, значит, эти вещи для нее?

– Да, она по-мальчишески дерзка и отважна. Зимой девичьи юбки сковывают ее порывистые движения, и она злится, что не может быть такой же удалой, как Бартелеми и Тома. Эти костюмы – воплощение ее мечты.

– О да, вы сумели разгадать и понять ее!

– Она очень близка и дорога мне, – сказал Пейрак, одарив Анжелику одной из своих странных чарующих улыбок, которые всегда так умиротворяюще действовали на нее.

Анжелика не могла бы выразить радость, которую доставило ей то, что муж так внимателен к Онорине.

Котенок спрыгнул с рук Анжелики и, устроившись на уголке стола, как ни в чем не бывало принялся старательно мыть мордочку.

Анжелика обвила руками шею Пейрака. Упоминание об Онорине еще укрепило силу их любви. Девочка могла бы стать камнем преткновения, а превратилась в залог нерушимости их уз. Вверенное их заботам в годину страданий и горя, слабое беззащитное дитя заставляло их бороться, чтобы любой ценой обеспечить будущее ребенка, научиться обходить таящиеся в них самих ловушки, всегда стараться превзойти себя, чтобы не обмануть чаяния невинной малышки, сумевшей всколыхнуть их сердца. В минуты, когда Анжелику особенно тревожила участь ее бедной незаконнорожденной дочери, мысль о том, что Жоффрей де Пейрак взял на себя заботу об этом ребенке и полюбил его, вселяла в нее уверенность. «Потому, что я ваш отец, сударыня…» Незабываемое мгновение! Никогда так отчетливо, как в ту минуту, Анжелика не осознавала, сколько доброты вмещает сердце этого человека. Тем более что жизнь, а главное, незаурядный ум могли бы сделать Жоффрея нетерпимым, равнодушным, а значит, жестоким.

Граф де Пейрак легко мог бы возвыситься надо всеми одной лишь властью своего влияния, знаний, дерзновенного и изобретательного склада подвижного ума, постоянно стремящегося к усовершенствованию. А он, не обходя своим вниманием бедных и слабых, сохранил непосредственный интерес к жизни и ее радостям, любовь к женщинам и детям, ко всему живому, что заслуживает почитания и любви.

Потому-то подле него всегда так хорошо и покойно. И Анжелика испытывала невероятную радость, что, помимо всех тех, кого она смогла пленить и удержать подле себя, рядом с ней оказался этот незаурядный человек, одновременно несговорчивый и нежный, горделивый и скромный, скрытный, не склонный к откровениям и неохотно впускающий к себе в душу, но надежный и прямолинейный. Это доказала недавняя драма, заставившая их обоих пересилить себя, обнажить свои чувства друг перед другом, чтобы не погубить свою любовь.

Теперь Анжелика испытывала полнейшую уверенность в Жоффрее. Угроза исходила откуда-то извне.

Она провела руками по плечам мужа. Возможность прикасаться к нему, осязать его была ее утешением, ее счастьем. Анжелика со страхом думала о том, как она сможет жить, если лишится всего этого.

Она спрятала голову у него на груди и нерешительно спросила:

– Верно ли, что вам вскоре придется уехать? От вас ждут помощи чиновники из Квебека, блокированные на реке Святого Джона судном Фипса?

Взяв жену за подбородок, Жоффрей поднял к себе ее лицо, чтобы посмотреть в глаза и утешить, успокоить, как печального ребенка.

– Так надо. Не следует упускать случая оказать услугу этим дурням из Квебека.

– Но объясните же мне наконец, почему канадцы так на нас сердиты! – запальчиво воскликнула она. – Почему во мне они видят дьяволицу, а в вас – опасного захватчика французских территорий? Согласно договорам, эти земли принадлежат Массачусетсу, вы получили их на законном основании… Не могут же канадцы претендовать на то, чтобы держать под своей пятой весь Американский континент!