Когда, закончив с оружием, Анжелика направилась к поставленным один на другой в углу комнаты сундукам, он принялся кружить возле ее ног. И стоило ей приподнять крышку, юркнул внутрь и утонул в шелках среди безделушек. Его довольная мордочка то и дело выныривала на поверхность, украшенная то лентой, то кружевом. Анжелика весело смеялась над его проделками.

– До чего же ты забавный, похож на шаловливого, худенького и живого мальчишку, каким когда-то был Флоримон… Хватит, не мешай мне… Убирайся…

Раз двадцать она вытаскивала его из сундуков. Но он всегда умудрялся залезть туда снова, порой совершенно незаметно. Анжелика не могла лишить себя удовольствия поиграть с ним, столько в этом котенке было жизни и обаяния. Присутствие резвого зверька приносило ей облегчение. Анжелика думала только о том, что происходило сейчас и приносило ей столько приятных открытий.

Нынче утром, когда она упомянула об элегантности герцогини де Модрибур и, в частности, о ее необыкновенных красных чулках, Жоффрей ответил:

– Несколько пар таких чулок прибыли из Европы с нашими товарами, которые я приказал отнести к вам. Неужто вы еще даже не взглянули?

Там и вправду были прелестные вещицы, способные вызвать восхищение самой требовательной парижанки. Анжелика не обратила на это внимания, когда в воскресенье лихорадочно рылась в сундуках в поисках платья, чтобы достойно выглядеть возле виселицы и эшафота, где будет казнен Колен Патюрель. Тогда ее выбор пал на то черное платье с воротником из малинских кружев с цветочным узором, которые плетут в Бельгии. Но именно его нынче утром позаимствовала герцогиня де Модрибур. Очень строгое, сшитое из прекрасного бархата, оно ладно сидело и смотрелось чрезвычайно богато. Прочие туалеты были столь же хороши: все из отборных тканей, прельщающие новизной кроя, дорогой отделкой. Анжелика растрогалась, обнаружив среди дамских нарядов платья для девочки и два костюмчика на мальчика из плотной шерсти ярких расцветок.

«Как будто Жоффрей сам выбирал. Впрочем, думаю, Эриксон годится лишь на погрузку товаров. Но Жоффрей, должно быть, сохранил в Париже, Лондоне, да и в других столицах, поставщиков, знающих его вкусы и усердно угождающих ему. Что бы он ни говорил и как бы далеко от цивилизованного мира ни жил, Жоффрей остается графом Тулузским. Ах, что за мужчина!»

Вероятно, именно поэтому рядом с ним, изгнанником, лишенным корней и семьи, все продолжали ощущать связь с отторгнувшим их миром.

Благодаря усилиям графа де Пейрака им и в изгнании были доступны самые приятные, самые утешительные стороны уклада Старого Света, его утонченность – все те достижения цивилизации, что уцелели, несмотря на варварство, войны и несправедливости…

Не далее как нынче утром здешние дамы, которые начинали свою новую жизнь в жалких лачугах из плохо оструганных досок на диком, забытом богом побережье, получили дельфтский и жьенский фаянс. И этот подарок представлялся им залогом будущего уюта и благосостояния.

Поглощенная мыслями о муже и его прекрасных идеях, Анжелика порывисто поцеловала одежду, которую держала в руках, – камзольчик для мальчика. Несомненно, Онорина, очень сожалевшая, что родилась девочкой, без всяких возражений его присвоит…

На лестнице послышались шаги.

С сильно бьющимся сердцем Анжелика бросилась к двери.

Он!..

В дверном проеме возник Жоффрей де Пейрак. Его сопровождал испанец с легким деревянным ларцом в руках. Прежде чем откланяться, он поставил ларчик на стол перед Анжеликой.

– Взгляните, что я вам принес, – сказал Пейрак. – Это ларчик для лекарств. Вы сможете хранить в нем свои пузырьки, склянки с притираниями, пакетики с травами и хирургические инструменты. Перегородки можно переставлять по вашему желанию. Я заказал его в Лионе. При отделке этой вещицы мастер счел необходимым поместить на стенки гравюры с изображениями покровителей хирургов, святых Космы и Дамиана, чтобы они помогали вам. И я полагаю, он прав, потому что, коль скоро речь идет о спасении жизни, не стоит пренебрегать никаким заступничеством, не так ли?